Подлинная жизнь Дениса Кораблёва. Кто я? «Дениска из рассказов» или Денис Викторович Драгунский? Или оба сразу?

Потом мы сняли дачу у профессора Волкова. Профессор Волков Александр Андреевич заведовал кафедрой эстетики в Академии общественных наук при ЦК КПСС и был, помимо прочего, специалистом по творчеству Куприна. Это был чудесный мужик, немножко похожий на Хрущева, – лысый, с круглым толстым носом. Веселый и доброжелательный. У него был финский домик – терраса и три комнаты, две из которых смежные. Кстати говоря, такие же финские домики были еще у Владимира Крепса, соавтора Минца по «Клубу знаменитых капитанов», у знаменитого дирижера Кирилла Кондрашина и еще у двух-трех человек. У Волкова почему-то был очень большой участок, больше, чем у многих соседей. А домик маленький. Он сдал нам его целиком, но с условием, что будет время от времени приезжать поиграть в бадминтон на площадке, которая была устроена недалеко от дома. Он и в самом деле приезжал, и тут же к нему приезжал его приятель из местных. Не помню, чем этот приятель занимался, но, кажется, чем-то связанным со строительством именно этого поселка. То ли инженер-строитель, то ли архитектор, по фамилии Проппер. Лицом похожий на Кагановича и на писателя-чекиста Маклярского тоже. Только Маклярский был бритый, а Проппер и Каганович с небольшими усиками под носом. Проппер приезжал на велосипеде с мотором. Не на мопеде, как сейчас, а именно на велосипеде с мотором. Пятидесятикубиковый трескучий моторчик был привинчен к раме, и от него шла цепь. Именно такая машина и была описана в рассказе моего папы «Мотогонки по отвесной стене». Волков с Проппером долго играли в бадминтон – через сетку, но не по-настоящему, а по-пляжному, то есть не желая победить, забить противнику волан, а наоборот, стараясь подольше продержать волан в воздухе. Они уставали, сильно потели и после игры поливали друг друга водой из садового шланга. Профессор Волков просовывал шланг в трусы и изображал, как будто он писает неимоверной струей. Разумеется, он это делал специально для меня и для моих приятелей, которые вертелись тут же рядом, и громко и заливисто хохотал. Мы тоже хохотали.

Волков много раз предлагал моему папе купить у него этот домик. Папа отговаривался отсутствием денег. Волков говорил: «А в рассрочку?» – «Да я не знаю, когда у меня деньги-то будут», – говорил папа. «А неважно, – говорил Волков. – Как будут, так и отдадите, отдавайте по кусочкам. Мне-то что, мне-то ничего, а у вас будет дача». Но папа отказался. Может быть, он хотел купить дом большего размера. Кстати говоря, в нашем поселке была очередь покупателей, потому что купить хотели многие, а дач было мало. Обедневшие писатели, те, что построили дачу с разгона, а сейчас оказались на бобах, все-таки не стремились расстаться с этой роскошной недвижимостью и предпочитали как-то кормиться дачниками. Потом домик профессора Волкова купил Генрих Боровик, в ближайший год пристроил гараж, потом над гаражом построил себе кабинет, а через несколько лет соорудил большой красивый удобный дом, который сгорел буквально на последнем этапе постройки, но Боровик все-таки выстроил его заново. Однако маленький домик, самый первый, оставил. В память о том прекрасном времени, как он сказал мне, когда я случайно встретил его в нашем поселке на зимней прогулке уже сравнительно недавно.

Вот в этом самом доме профессора Волкова папа написал первые «Денискины рассказы».

Когда мы жили в профессорском домике, папа попал в аварию на своей машине. Об этом он написал в рассказе «Человек с голубым лицом». Только меня там не было, и машиниста асфальтового катка, который потом отвозил Дениску домой, не было тоже – и правильно, потому что это прекрасный рассказ, а не протокол автомобильной аварии. На самом деле папа ехал в Москву и, по нашему поселковому обычаю подхватывать попутчиков, вез с собой писателя Бориса Костюковского и трех рабочих: Гену Мазурова, Гену Иванова и Колю Луковкина. Недалеко от места, где сейчас Калужское шоссе пересекает МКАД (тогда еще никакого МКАДа не было), у машины разорвалась шина. Потом в резине нашли маленький как бы противотанковый еж – три сваренных вместе остро заточенных гвоздя. Какой-то гад специально подбросил на дорогу. Машина перевернулась несколько раз и упала под откос. Но это была 21-я «Волга», крепкая, как танк. Поэтому все остались живы, а машина с выбитыми стеклами и приплюснутой крышей своим ходом добралась обратно до дачи. Папа сидел за рулем, хотя левая рука у него был ранена. То есть до Москвы не доехали.