Подножье тьмы

– Я еще не закончил. До слухов особенно падки женщины. Чем противнее слух, тем больше он греет душу. Готов допустить, что сознание определенной категории женщин вообще находится на уровне слухов. Мир для таких женщин как бы заволочен туманом. Как пар над кастрюлей, в которой что-то кипит и варится. Таким женщинам важнее всего миф. Если подумать, так женщины даже и влюбляются в миф. Не в какого-то там конкретного мужчину, – выпятил он толстые губы, – а именно в миф, в иллюзию, в порождение собственных фантазий. Вот Ежову, например, кажется, что парень он хоть куда, что стоит ему только подмигнуть хитрым выцветшим глазом, как самые красивые женщины начнут срывать с себя платья, чтобы, значит, этот хитрый выцветший глаз Ежова порыскал по их божественным очертаниям. Ему, Ежову, кажется, что любая женщина готова влюбиться именно в него – в его сиплый, как у ежа, насквозь прокуренный голос, в его подпрыгивающую походку, в его восхитительно низкий лоб, в чудесные выпадающие волосы. Ему, Ежову, кажется, что все женщины подряд мечтают влюбиться в его плоские нездорового цвета скулы, ему кажется, что все женщины всего только курочки-рябы, а он один – здоровенный бойцовый петух со шпорами, с гребнем, с хвостом, расписанным в сотню радуг. Но на самом деле, Ежов, женщины влюбляются в свое представление о человеке.

– Оставь Ежова, – поморщился Роальд.

– Ладно, – согласился Врач.

Скоков негромко хихикнул.

– Как вы понимаете, я тоже просмотрел материалы, с которыми работал Ежов. Начну с необычного самочувствия детей. Подходит чужая тетя, спрашивает: шоколад любишь? сникерс слопаешь? как там, кстати, насчет бананов? Райское наслаждение! Тетя эта не бомж, не побирушка, она, наверное, достаточно привлекательна, у нее есть деньги. Короче, чужая тетя вызывает доверие. Ребенок ведь как думает? Если человек, предлагающий такое, не таскает тебя за волосы, не кричит – а вот я тебя ремешком! – не грозит немедленно отвести к родителям, значит, не стоит отказываться от интересного предложения. Налопавшись, всегда можно вернуться к маме. А до того, как вернуться, можно слопать еще и вон ту толстую шоколадку с орехами. Если добрая тетя не поскупилась на бананы и сникерс, разве она поскупится на шоколадку? Мама ведь где-то рядом, мама вечна, как мир, мама никуда не денется.

– Если ребенок не кретин, – моргнул убежденно Врач, – он примерно так и думает. И соответственно поступает. Заметьте, двадцать два случая и ни одного перепуганного ребенка! Даже те два малыша, что пребывали в гостях у доброй тети более суток, не плакали, не рыдали, не возмущались, что тетя их обидела.

– Дети забывчивы, – неуверенно заметил Скоков.

– Не настолько, чтобы забыть чужую бабу, если она орала на них и куда-то силком тащила.

5

Изучив материалы, присланные ему Роальдом, Врач пришел к совершенно определенным выводам.

Никакой банды в городе нет. Это Врач утверждал. Беспочвенные слухи – чухня, ничем конкретным не подтверждаемая. Все дети, ставшие жертвой неизвестных похитителей, живы и здоровы, это факт, никого не продали в рабство, не зарезали и не съели. Более того, никто из детей не был травмирован неожиданным приключением, страдали за них в основном родители. Понятно, он, Врач, не говорит о мальчике, погибшем под машиной, и о мальчике, не найденном до сих пор. Скорее всего, эти случаи не связаны с рассматриваемым делом.

Короче, никакой банды не существует. Что это за банда такая, если в двадцати с лишним случаях ей только однажды что-то удалось?

Значит, сказал Врач, искать надо одиночку.

Этот предполагаемый одиночка не маньяк. Чертами маньяка его наградило извращенное обывательское воображение. Нет крови, нет насилия, нет инструментов пыток или убийства, нет трупов, в конце концов. Никто из малолетних не утверждал, что таинственный похититель размахивал перед ним ножом или склонял к каким-нибудь непристойным действиям, если, конечно, не считать таким действием поедание сникерсов и мороженого. Но и тут не проходит. Ни одного из мальчишек похититель даже не драл ремнем, чтобы они, значит, поедали мороженое с большим аппетитом.

– Женщина! – поднял палец Врач. Очки его вновь пустили радугу.

Он уверен, он знает – женщина.

Если вы не придурки, сказал он сыщикам, вы должны понимать, что речь может идти только о женщине. Кто-то из пострадавших говорил о женоподобном длинноволосом мужчине, но это обычное наложение. Дело происходило зимой, легко ли трехлетнему пацану определить мужчина перед ним или женщина, если и те и другие часто ходят в одинаковых шапках, брюках, дубленках? Глуховатый голос, иногда слышавшийся, тоже ни о чем не говорит. Почему глуховатый голос обязательно должен принадлежать мужчине? А, может, женщина простужена? Может, она много курит? Может, у нее от рождения такой голос? И заметьте, поднял Врач длинный палец, ни один ребенок, рассказывая о своем приключении, не назвал странного похитителя или похитительницу злым.