Подольские курсанты

Эта секунда длилась целую вечность. Сашка застыл от мысли, что вот сейчас ему нужно нажать на пусковой крючок и сразить этого гада. Он никак не мог преодолеть природное чувство страха и брезгливости. Одно дело – палить из орудия на расстоянии, не всегда видя в подробностях, что там будет после этого, и совсем другое – выстрелить в упор, пусть в мерзкого, безжалостного душегуба, но – все-таки в человека. Да эти страшные глаза будут преследовать тебя потом всю оставшуюся жизнь… О чем это он? Всего лишь секунда до развязки, а мысли лезут совсем не героические!

Сашка видел, как немец заменил магазин. Сейчас он передернет затвор и – конец! Надо стрелять! До чего же тяжелая эта винтовка…

Выстрел моментально привел его в чувство. Он раздался откуда-то сзади, как будто из-за плеча. Немец взмахнул руками и всей своей тушей рухнул обратно в заросли.

– Ты чего не стрелял? Испугался, что ли? – Капитан Старчак крепкой рукой схватил Сашку за плечо. – Так и погибнуть недолго! Увидел гада – бей! – Иван оттянул петлицу на Сашкиной гимнастерке: – А-а, понятно. Артиллерия…

Бой закончился. Немцы, оставив на дороге подбитую технику – два мотоцикла и «Ханомаг», почти взвод пехоты убитыми, беспорядочно отстреливаясь, откатились обратно за поворот и дальше – за лес.

По приказу Старчака десантники отправились собирать с подбитого транспорта все, что может пригодиться: оружие, сухпайки, карты. Курсанты остались разбираться со своими. На поле боя остались убитые и раненые, и наши товарищи, и враги…

Взгляд наводчика зафиксировал стоп-кадр: лежат убитыми наши товарищи Синицын и Павленко, а вокруг пять фрицев, как свиные туши, перевязанные тугими ремнями: трое навзничь, а двое съежившись, как-то боком. Взгляд падает на обувь: размер подошв почти в два раза превышает наши сапоги… Брезгливость такая, аж жуть. Это такими лапами топтать нашу землю?

Было много раненых – санитары на месте спешили оказать помощь и как можно быстрее отправить потерпевших в санчасть.

Сашка, ошеломленный только что закончившимся боем, крепил к машине станину орудия и краем глаза наблюдал, как курсанты под командованием старшего лейтенанта Носова грузят в другую полуторку убитых. Их оказалось немало. Последними в кузов закинули трупы Синицына и Павленко.

«Я тоже мог оказаться там, – екнуло у Сашки в груди. Он уже проклинал себя за ту минутную слабость, которая чуть не стоила ему жизни. – Теперь все кругом будут думать, что я трус, что только и умею, что из пушки стрелять. А как до рукопашной, то – помогите кто-нибудь». Досада жгла хуже горькой редьки.

– Сержант! Эй, сержант!

Сашка не сразу понял, что зовут его. Он отвлекся от орудия и увидел капитана Старчака. Тот призывно махнул ему рукой: да, да – ты. Не ожидая ничего хорошего, Сашка поплелся следом за своим спасителем прямиком к начальству. «Ну, сейчас доложит, как было…» На душе стало совсем тоскливо.

Капитан Россиков и старший лейтенант Мамчич, сидя на передке орудия, перебирали документы убитых курсантов. Завидев Старчака, Россиков спрыгнул на землю и пошел навстречу.

– Ну и денек. – Он протянул Ивану портсигар. – Потери ощутимые.

Старчак отказался от курева. Он смерил взглядом кипу документов и подтолкнул вперед отставшего Сашку.

– Ваш боец?

Капитан Россиков пристально оглядел замявшегося сержанта и перевел взгляд на Старчака:

– Так точно. Наводчик орудия младший сержант Лавров. Отличник боевой и политической. А в чем дело?

– Почему же это у вас отличные наводчики в атаку бегают?

Россиков недоуменно посмотрел на Сашку, тот виновато опустил глаза в землю.

– Ну, так в атаку же – не в отступление. – Россиков хотел перевести разговор в шутку, но Старчак оставался серьезным:

– Весело у вас получается. – Он впился в растерявшегося Сашку грозным взглядом. – Что, сержант, захотелось героем побыть? Услышал «ура!», ноги сами понесли в штыковую? А если там пуля в лоб? Вон, – Старчак кивнул на полуторку с убитыми, – лежат и уже никогда не встанут. Но они погибли на своем месте! А твое место – возле орудия. Ты наводчик, специалист! Без специалистов нет артиллерии. А без артиллерии и мы – как голые. Кто нас прикрывать будет, если все в атаку побегут? И будем все лежать вот так же, как они – рядком!

Только сейчас Сашка понял, что самое страшное в этом бою было не спасовать перед тем немцем, а без разрешения покинуть свою позицию. Старчак сто раз прав: если перебьют всех пушкарей, кто будет стрелять из пушек? И что тогда? Руки вверх? А сорокапятки немцам на трофеи?

Он поднял глаза и посмотрел поочередно на обоих капитанов. Его так и подмывало сказать, что он не нарочно, что действительно увлекся общим порывом, ему захотелось в атаку вместе со всеми, но сейчас это прозвучало бы глупо, тем более что Старчак только что так прямо и приговорил: «Захотелось побыть героем».

Россиков крякнул и, чувствуя на себе пристальный взгляд командира десантников, ждущего от артиллериста необходимых выводов, громко, чтоб слышали все, кто рядом, произнес:

– Младший сержант Лавров, за нарушение устава вы переводитесь из наводчиков в подающие!

– Есть.

– Идите.