Но, несмотря на свои печальные и голодные обстоятельства, каждый раз в день получения стипендии я шла в столовую и покупала себе одно пирожное. Слоеную булочку с шоколадом и орехами. Это был какой-то эталон счастья, недоступный сверкающий приз, залог того, что все будет хорошо. (Физтехи, я знаю, что вы все сейчас недоуменно поперхнулись, подождите минутку, я еще не закончила.) Я садилась у окна и, как надворный советник Подтыкин, наслаждаясь предвкушением и разжигая аппетит, наливала себе горячего чаю и медленно начинала есть. Ничто и никогда ни до, ни после этого не выносило меня на такие вершины экстаза, как этот ритуал.
Вгрызаешься с усилием в это невкусное, плохо пропеченное тесто, оно так трещит, лопается, при этом моментально все вокруг становится усыпано крошками, пока дойдешь до начинки, весь изговняешься с ног до головы; но зато внутри такое сладкое пахучее шоколадное нутро, иногда попадаются твердые орешки, но ты бросаешься на них с остервенением, и все это сливается в один совершенно непередаваемый сложносочиненный вкус. (У меня ощущение, что я только что в одном предложении полностью изложила свою биографию.)
И вот в Венеции, через десять лет после окончания института, я снова увидела их. Слоеные булочки с шоколадом и орехами. Предмет моего студенческого вожделения. Решила предаться разврату. Куплю сразу пять, нет, лучше десять. Буду есть, пока не отвалится печень.
И вот нет.
В венецианских пирожных под тончайшим воздушнейшим слоем теста лежит начинка из самого лучшего отборнейшего темнейшего нежнейшего (я знаю, что по всем литературным законам столько прилагательных в превосходных степенях – это преступление, но что я могу поделать? Оно все было именно такое) шоколада. Шоколада, который не надо ни грызть, ни жевать. Шоколада, который прямо во рту распадается не на жиры-углеводы, а непосредственно на гормоны счастья. Начинки там столько, что пухлые пирожные того гляди полопаются, а внутри цельный миндаль, слегка обжаренный до хруста.
Ну в какое сравнение с этим совершенством может идти мое сиротское отвратительное физтешное пирожное, в котором под слоем непропеченного теста микроскопическая капля шоколада с ароматом прогорклого подсолнечного масла и ошметками черного пережаренного арахиса?
Я съела одно, остальные оставила там, где жила. Потому что ориентир оказался сбит навсегда. Потому что, строго говоря, когда мы едим, то гонимся не за вкусом, а за катализаторами эмоций. И этот венецианский красавец надежд не оправдал.
Разница между этими двумя булочками – как между очень хорошей едой и моей детской надеждой на лучшие времена. Как между шоколадом в тесте и моей физтешной свободой. Как между самым лучшим в мире десертом и самым любимым, самым счастливым, самым неповторимым воздухом Долгопрудного.
Равелло
Существуют люди (я сама не видела, но так говорят), которые утверждают, будто мы «едим, чтобы жить, а не живем, чтобы есть». Я считаю, что это какая-то особо опасная ересь, и таких людей избегаю.
Я вкусно поесть люблю, а людей, которые тоже любят, люблю еще больше. Чистосердечно считаю, что мир сильно сдал, когда во Флоренции приняли регламент 1330 года, который ограничивал любую трапезу двадцатью переменами блюд. Сильно сдал.
Поэтому, когда я бронировала путешествие в Южную Италию, то первым делом записалась в «Кулинарную школу Мамы Агаты», в крошечную деревеньку между небом и землей, в Равелло.
Равелло лежит высоко в горах над Амальфитанским побережьем. Этот город родился как продукт морского разбоя, опасности, жажды наслаждений и уединения. Амальфитанская аристократия, накопив достаточно средств пиратством и торговыми операциями и прячась от тревог этого мира, забиралась на самые высокие скалы. И по сей день здесь сохранились руины древних дворцов и виллы, сочетающие в себе разные стили – арабский, византийский, лангобардский. Сейчас это крошечный городок на холме, где все жители знают друг друга, каждый день звонит к обедне колокольня собора Святого Пантелеймона, а с террасы каждого дома открывается самый красивый в мире вид.
Основала кулинарную школу Мама Агата, которая готовила для Фреда Астера, Хамфри Богарта, Жаклин Кеннеди, Феллини, Элизабет Тейлор. Сейчас в прихожей школы можно увидеть несколько огромных гостевых книг с фотографиями и автографами звезд. В наше время в школе преподает дочь основательницы Кьяра и ее муж, итальянский сомелье Дженнаро. Еще Кьяра – постоянный гость на «Master Chef» и многих кулинарных шоу BBC.
В этом доме на холме в Равелло семья Мамы Агаты живет больше двухсот пятидесяти лет. Сумасшедшие виды открываются прямо с порога.
Чтобы передать цвет моря на Амальфитанском побережье, итальянцы удваивают слово «голубой», говорят azzurro-azzurro. Голубой-преголубой.