По дороге в Равелло я останавливалась на каждом уступе попялиться на фантастические пейзажи, запуталась в поворотах горного серпантина, поэтому опоздала на урок, и времени на экскурсию по вилле у меня не было. На арене Кьяра и Мама, стендап-комедия. Кьяра – такой заводной веселый одуванчик: она шутит, громко смеется, бегает от плиты к плите. Мама же стоит с непробиваемым лицом, изредка вставляет комментарии очень низким хриплым басом и всех осуждает.
Как только я вошла (а было это в десять часов утра), Кьяра тут же с порога мне заявила:
– Даша, мы тут пьем очень хороший Pino Griggio, сейчас самое время, где-то наверняка уже пять часов вечера, возьми себе стаканчик.
Кто сказал, что кухня имеет строго функциональное назначение? Наверное, тот, для кого еда – это белки-жиры-углеводы. Кто сказал, что кухня – это храм? Ни в коем случае. В кухне с особым удовольствием творится библейский грех чревоугодия. Кухня – это художественная галерея, театр и лаборатория дополнительных культурных смыслов одновременно.
На каменном полу рядами у Кьяры стоят корзины с овощами и фруктами – мелкими и упругими алыми помидорами, яркими, как солнечный свет, лимонами. Баклажаны нужно всегда брать тонкие и изящные, как балерина Лопаткина. Они так равномернее пропекаются. Или вот артишоки. Никогда мне не понять, каким образом рука первого неандертальца поднялась взрезать такую красоту и обнаружить, что их, оказывается, тоже можно есть.
На деревянных досках остывает ноздреватый пахучий хлеб. С потолка свисают связки лука, острого перца и чеснока. Я тоскливо вспомнила свою кухню. У меня дома на месте таких колоритных закромов обычно висят полиэтиленовые пакетики, набитые полиэтиленовыми пакетиками.
Вся работа на кухне выполняется примитивными, я бы даже сказала, первобытными средствами. Никаких миксеров и измельчителей – каменная ступка, острые ножи, керамические терки.
– А это для чего? – полюбопытствовала я, глядя на видавшую виды деревянную доску, вставленную в глубокую сковородку.
– Как для чего? – изумилась Кьяра. – Закрывать еду от ветра из окна, конечно!
Действительно, чего это я. Не подумала.
У Кьяры очень тонкий мелодичный голос и очень хороший английский. Она нам доверительно рассказывает:
– Мама ни слова не понимает по-английски, и она убила бы меня, если бы узнала, что я вам это говорю, но иногда, – она переходит на шепот, – когда надо быстро, я тоже разогреваю что-то в микроволновке.
Тут же раздается скрипучий злой скрежет Мамы Агаты:
– Alla finestra! (В окно эти ваши микроволновки!)
Из окна на голубом-преголубом фоне неба золотом горят сбегающие к морю цитрусовые рощи. В воздухе чувствуется дыхание перегретой земли вперемешку с ароматами базилика и розмарина.
– Самый главный секрет моей кухни – это август. Мы собираем помидоры в августе, когда они уже очень сладкие, и тогда в соус не надо ничего больше добавлять. И помидоры я никогда не очищаю от шкурок, вот еще! Так и проще, и вкуснее. Найдите у меня на кухне перец! Я никогда не использую перец! Что вы чувствуете, когда добавляете в пищу перец? Перец! А что вы чувствуете, когда не добавляете? Гармонию! Даша, хватит уже трескать помидоры, сколько можно?
За обедом выяснилось, что у одной ученицы семеро детей.
Кьяра своим певучим ласковым голосом на итальянском рассказывает Маме:
– Мама, представляешь, у Патришии семеро детей, сетте бамбини!
И опять хриплый скрежет Мамы:
– Брава Патришия!
По-моему, Мама Агата впервые за весь день улыбнулась.
– А вот это соус из острого перца, который мы называем Red Hell («красный ад»). Девушки, кормите своих мужей Red Hell-ом, и ваша жизнь изменится навсегда!.. Нет, Патришия, к тебе это не относится, тебе уже хватит!
Кроме того, что это место выглядит и пахнет раем, оно точно такое же на слух. Итальянский язык красив везде, но особенно – на кухне. Там, где все остальные готовят, нарезают, разминают и подрумянивают, итальянские хозяйки делают кучинаре (cucinare), талльяре (tagliare) сбричиоларе (sbriciolare) и розоларе (rosolare). А кроме того, итальянский кулинарный язык проник в ежедневное общение. Человек, который сует нос не в свои дела, называется «петрушка» (prezzemolo), недалекий дурачок – это салями (salami). Вляпался в историю? – Попал в омлет (fatto una frittata). Влюбился? – Готов (cotto).
Самое смешное – я не помню в деталях все рецепты блюд, что мы готовили. Есть ли там вообще рецепты?
Но кое-чему я все-таки научилась. Наверное, самому главному. Крошечным Фокусам. Из Крошечных Фокусов и состоит высокое искусство кулинарии. Я помню, как однажды меня шокировал украинский борщ, в который свеклу не сварили, а запекли. Разницы в приготовлении – на копейку, но разница в результате была размером со Вселенную. Это был борщ, который оставляет память о себе на всю жизнь. Борщ-Отец, Верховный Борщ гастрономического пантеона.