Подорожник

Идти обычным путем мне было очень лень, поэтому я срезала через лес. В лесу из-под ног разбегались ящерицы, похрустывала сухая хвоя, а пахло… Я первые несколько дней думала, что схожу с ума. Итальянский лес пахнет моей институтской столовкой. И потом только осенило – лавровый лист! Вокруг сплошные лавровые кусты. А в них копошатся страшенные коричневые озерные чудовища – жуки размером с кулак.

У меня был ключ к закрытой территории, относящейся к этому комплексу. Но там теннисные корты, бассейны, фонтаны и причал. А мне плебейские корни запрещают купаться в бассейне, мне надо было перелезть через забор, спуститься по мраморной стене, исцарапавшись о ветки нависающих на нее деревьев, и спрыгнуть на обычный галечный пляж, разбить колени, ладони.

В это время тут обычно никого нет. Но сегодня там купался какой-то работяга со стройки неподалеку.

– Шею свернешь, акробатка.

– И вам не болеть.

– Зачем такие трюки? Пройди вон двести метров, там лестница есть.

Говорю же, ничто не развлекает меня сильнее, чем близорукость и астигматизм. Там, оказывается, все это время была лестница.

Лаго Маджоре

19 марта в Италии отмечается La Festa del Papa – День отца. Посвящен он святому Джузеппе. Я ничего с собой поделать не могу, каждый раз умираю со смеху, когда вспоминаю про этот праздник.

Потому что святой Джузеппе – это муж девы Марии, Иосиф. Святые Мария и Джузеппе, и сын их Иисус. Джузеппе!

Все-таки ничто не меняет нас сильнее, чем родительство. Оно вползает к нам в мозг, душу и сердце и не покидает, даже когда ребенка нет рядом, меняет наш образ мыслей, кровообращение.

Вот что, к примеру, делают люди, оказавшиеся в романтических обстоятельствах наедине второй раз за последние пять лет? Они красиво наряжаются, включают спокойный джаз, раскладывают закуски, наливают в бокалы апероль-шпритц, выходят на террасу с самым умопомрачительным видом на Лаго Маджоре и начинают любоваться закатом.

В моем детстве было очень красивое слово «полуночничать». Даже «полуношничать». Не в напряженном хопперовском смысле, когда сидишь в кафе в одиночестве посреди темного города, а, наоборот, в вечернем уютно-дачном смысле. С ароматом растрепанного дождем шиповника, суетливыми комарами, ароматно-дымящим самоваром, гитарой и картами. Очень давно не слышала этого слова. Почему, интересно, сейчас никто не полуношничает? Или вот как здесь. Полуношничать в тишине, глядя на зажигающиеся звезды над ломбардийскими Альпами.

В Москве в это время старенький дедушка читает сыну этих двух счастливчиков сказку на ночь. Потому что на часах «Время сказок». Как выглядит романтический вечер двух людей, у которых пять лет подряд именно в этот час было «Время сказок»?

– Умеют, – наконец нарушает молчание кто-то из родителей, широким жестом указывая на закат.

Это правда. Уж где-где, а в Италии знают толк в хорошем небе. Красота такая, что хочется немедленно построить собор и расписать фресками.

– Красивый закат, – отвечает второй. – Такие облака пушистые.

– Мне кажется, это мастер облаков расчесывает бороду.

– Лучше мейстер. Мейстер облаков Джузеппе. Седой, как Армен Джигарханян. Расчесывает бороду розовой расческой и пританцовывает. Аккуратно поправляет завитушки, раскладывает по вершинам холмов, чтобы не помялась. Глядится в озеро, вертится из стороны в сторону, любуется, как вся эта красота переливается в закатном свете.

– Женщину ждет, прихорашивается?

– Нет, друзей. У него мальчишник.

– А красное солнце – это апельсин. Мейстер голодный?

– Нет, это пицца. У него там forno a legno, дровяная печь, и он печет пиццу quattro stagioni.

– А сейчас придут друзья и подарят ему телескоп.

– А почему телескоп?

– Ну не знаю… подглядывать за девчонками.

– От радости надерутся апероль-шпритца и начнут громыхать всю ночь. Тогда у нас будет гром.

– … и искать туалет, освещая себе путь вспышками зажженных телефонов. Тогда у нас будут молнии.

– А чайки, чайки – это такие почтовые сообщения от их женщин. Вместо сов, сварливые такие, всю ночь голосить будут.

– А с утра вернутся их женщины, рассядутся на самом видном холме и начнут противно моросить мелким дождиком. Всю душу вынут. А мейстер Джузеппе будет виновато сидеть, заслоняя свет и понуро опустив голову. С похмелья он будет сер, мрачен и молчалив.

Все именно так и было.

Как говорил один из моих любимых поэтов Джузеппе Бродский:

«…нас меняет то, что мы любим, иногда до потери собственной индивидуальности».

Чинкве-терре

По пути в Чинкве-терре я в аэропорту зашла в книжный магазин и зацепилась взглядом за картинку на обложке книги «Beautiful ruins» Джесса Уолтера. На картинке была деревня Вернацца, в которую я как раз направлялась. Крошечные разноцветные домики на холме, скалистое лигурийское побережье, лазурное море. Книжку я, естественно, купила и прочла в самолете. Ерундовый любовный роман, конечно. Но мне очень понравилась одна цитата: