Подорожник

Мой мальчик дрался как лев! Сначала его эффектно стошнило сразу на все медицинские приборы в комнате. Потом он опрокинул стул на колесиках и раскидал вокруг доктора все его же, доктора, бумаги. Потом начал кусаться и драться ногами. На визг сбежалась вся ночная смена. И тут наконец в дверях показался мой муж.

– Что тут происходит?

– Мы меряем температуру ректальным градусником.

– Эээээ… а это обязательно?

– Он говорит, что так точнее.

– Спроси его, а нам обязательно нужна такая точность?

Я повернулась к доктору и сказала:

– Послушайте, уважаемый, раз мы уже выяснили, что у моего ребенка острый гастроэнтерит, может, правда, измерим обычным градусником? На диагноз-то не повлияет.

Так и разошлись.

Через два дня мы ехали в Трувиль. Ребенка вылечили, приехал дедушка. Все обошлось. Но мы нечеловечески устали, мы не спали три ночи, перенервничали, и делать не хотелось ничего. И уж тем более не хотелось ездить по давно намеченному маршруту.

Мы проезжали дорожные указатели, и я фиксировала все, что мы не сможем сделать.

– Лез-Андели. Чудесные виды. У Флобера, по-моему, что-то написано о них. Не посмотрим.

Нефшатель-ан-Бре. Знаменитый сыр, кальвадос, сидр, самый большой рынок. Не посетим.

Руан. Жанна д’Арк и руанская дева по прозвищу Пышка. Собор, часы. Сегодня без нас.

Алувиль-Белефос, дубовая капелла. Опять без нас.

Дьепп. Там алебастровый берег, викинги, пираты, порт, паромы в Англию. Не посмотрим.

Фекан. Дворец Бенедиктина, там монахи бодяжат самый старый в Европе ликер. Про это все написано у Мопассана. Не посмотрим. Не попробуем.

Как и следовало ожидать, за этот троллинг мне попало.

– Послушай, ну чего ты добиваешься? Ну да, не посмотрим. Ну да, мы все это упустили. Но зато мы сейчас приедем к морю, расслабимся и выспимся. А завтра придумаем, как нам быть дальше.

– Знаешь, если мы сейчас куда-нибудь не заедем, то единственное воспоминание, которое на всю жизнь останется у меня о Нормандии, – это ректальный градусник.

– Ну выбери, куда нам поехать. Только такой город, где можно провести максимум час. Чтоб нам еще не задерживаться. Чего-нибудь посмотрим и сразу домой.

Недалеко как раз оказалась Этрета. Туда приезжал Клод Моне рисовать скалу. Он сошел на ней с ума, приезжал каждый год, изобразил ее несколько десятков раз. Там еще жил Мопассан и описал эти скалы много где.

Так и поехали.

Когда мы вышли на набережную, мне показалось, будто меня достали из затхлого сырого подвала, где я скрывалась последние двадцать лет, и вывели на свежий воздух. Оглушительный морской запах, чайки, волны, бьющиеся о берег, горизонт этот бесконечный, небо самых невероятных закатных переливающихся прямо на глазах цветов. Жирное плавящееся солнце, отражающееся в скалах. И сами скалы! Фантастические гиганты, останавливающие стихии. Сказочные аркады. Это было зрелище такой целительной силы, что я даже не сразу нашлась, что сказать.

Мы, конечно, остались на весь вечер. Поели нормандских мидий, таки выпили бенедиктинского ликера из Фекана. Ходили по набережной, собирая камни, в которых вода прорезала причудливые узоры.

Один такой я даже привезла домой. Я уже писала, что тащу в дом всякий хлам, так и этот камешек навсегда останется со мной. На память о городе, который после достаточно неприятной истории вылечил меня, взял на руки, успокоил и показал, как можно совершенно по-другому, радостно и свободно, вдыхать этот французский воздух.

Нормандия – Долгопрудный

Однажды я поспорила с одним знакомым психиатром о том, что пьют герои Ремарка в «Трех товарищах». Мне почему-то казалось, что все герои Ремарка всегда пьют только кальвадос, яблочную кислятину из Нормандии. Я проиграла. Три товарища пьют коньяк. А кальвадос пьет Равик из «Триумфальной арки».

Я не очень люблю кальвадос, но очень люблю место, где его изобрели и производят. Живописная французская глубинка с деревеньками, состоящими из крошечных фахверковых домиков (по-французски эти коричневые и белые балки называются «коломбаж») с фасадами, украшенными венками роз, гирляндами, горшками с цветами. Тут же пекарни, прядильные и кружевные лавки, магазинчики с антиквариатом и книгами, до сих пор работающие мельницы на заболоченном пруду, маленькие сыроварни. Непременно есть крошечная площадь перед мэрией, где по вечерам собираются все без исключения жители. В выходные устраиваются театрализованные представления, куда на старинных машинах съезжаются нарядные жители со всей округи.

А вокруг сплошные яблоневые сады. На глинистых почвах Нормандии выращивают несколько сотен сортов, поэтому прелыми яблоками пахнет все вокруг – трава, воздух, молоко. Даже местный сыр пахнет ими (здесь находятся деревни Камамбер, Ливаро, Пон-л’Эвек, где производят сыры с соответствующими названиями).

Именно поэтому кальвадос – это родной брат коломенской пастилы. В том смысле, что он тоже является ответом на вопрос «куда же, черт возьми, девать излишки яблок?».