Подполковник никому не напишет (СИ)

Оксана молча протянула ему учётно-послужную карточку, где в графе "Назначения и перемещения по службе" была описана нехитрая военная карьера Анохина - пулемётчик, командир стрелкового отделения. Протянула и налила ещё в кружку самогонки. Джиран равнодушно пробежал взглядом по синим строчкам, как-то странно изменился в лице, страшно посмотрел на стол и сел на лавку у печки. Его пустой, полностью отсутствующий взгляд как нож вонзился в горку сизых бумажных треугольничков, небрежно вытряхнутых Бозей из деревянной шкатулки. Среди писем лежали фотографии, где всё ещё живой Анохин стоял рядом с другими серьёзными от усердия солдатами. Увешанные гранатами они неумело позировали, опираясь на громоздкие "Горюновы" . И всё ещё были живы.

-- Ошибся я, тот капитан был...

Джиран скомкал учётно-послужную карточку гвардии старшины, первого номера пулемётного расчёта Ивана Дмитриевича Анохина, трижды раненного, прошедшего всю войну от Воронежа до Праги и убитого по его ошибке. Татарин зло мотнул головой, и Бозя сразу посторонившись, прижалась к стене. Страшен сейчас был Джиран, ох как страшен. Скрипя зубами он низко наклонил голову, похожий на большого и, несомненно, бешеного пса.

-- Дай, - зло сказал он, и Бозя без пререканий отдала ему свёрток. Джиран легко разорвал стягивающую пакет резинку и высыпал на стол награды Анохина.

-- Две "Славы", - тупо сказал татарин. - А у Вадика их три было. Две тоже много.

Он, бережно касаясь золотистых кругляшей, двигал их по клеёнке, словно пытаясь выстроить по какой-то одному ему известной схеме. Оксана похоронила на плотно сжатых губах улыбку - так татарин был похож на игрока в шашки, тщётно размышляющего брать или не брать дамку "на подставу".

На кухню вошёл Приймак с керосиновой лампой.

-- Знайшлы? - поставив "летучку" на стол, он первым делом цапнул со стола орден Великой Отечественной. Лицо бандеры осветилось радостью как мерцающим слабым светом.

- Добрый хабар, - ты бач, перша ступинь. Це ж шалото девьяцот шистнадцята. Тыщи три, якщо до горенки пийты.

Дальше случилось совсем невозможное - Джиран струной, одним единым порывом подбросил своё сильное тело с лавки, и звонкая оплеуха сбила Приймака с ног. Бандеровец вместе с орденом отправился под стол, по пути перевернув пустые вёдра. Оксана даже вскрикнула от неожиданности - страшно представить, что случилось с бандеровцем, если бы татарин стукнул его своим пудовым кулаком. А Джиран стоял над поверженным подельником свирепо вращая чёрными глазами-угольями и размахивая руками. Весь его бешеный нрав слитый с дурной, почти невозможной силой как кипяток выплеснулся наружу. В свете керосинки Оксана ясно видела его дрожащие, что-то нервно шепчущие губы, будто пытался татарин объяснить бандере, да не мог - слов не знал.

-- Ты блядь....

Джиран почти рычал, рубя жёсткими взмахами ладони воздух. Прижавшаяся к печке, перепуганная не меньше Приймака Бозя, тайком уже совала ордена Анохина за пазуху. Промахивалась дрожащими руками, но прятала "Освобождение Праги" в складки своего платка.

-- Он же.... А ты блядь... А-а-а!

Будто вторя крику татарину, за окнами отозвался лаем свирепый Анохинский волкодав. Все в маленькой кухоньке тотчас же замерли, прислушиваясь к лаю собаки. Но пес, рявкнув ещё раз для порядка, затих. Приймак матерно всхлипывая, приподнялся с пола. Но тут же сел, не смея встать. Правая его рука на всякий случай по самый рукав погрузилась в карман пальто.

-- Та ты чого? Сам же казав, - пидор, сука, дашкомник останний, - плаксиво всхлипнул в последний раз бандеровец. - Ну шо мы ще тут ще визьмемо?

-- Закрой поддувало, блядь, - Джиран неистово подался вперёд, но в голосе его уже была неуверенность. - Ты знаешь, что это.... Как это?

Свирепый в своей ярости как медведь-шатун, татарин успокаивался. Он поднял с грязного, давно немытого пола скомканный клочок из жёлтой бумаги. Поднял, разгладил и положил на стол.

-- Ошибся я, не он это...

Оксана, понимая, что вот это всё - дело сделано и ничего вернуть назад нельзя, начала собирать со стола письма и фотографии. Почему-то ей хотелось сложить в маленькую деревянную шкатулочку.Наверное именно они были для Анохина самым драгоценным. Бозя прижавшаяся к печке зорко следила, чтобы Оксана не сунула в шкатулку какую-нибудь награду.

Джиран обречённо махнул рукой. Бозя, наконец отлепившаяся от стены бросилась сгребать со стола медали, а Приймак уже более миролюбиво сказал из-под стола:

-- Ну так бы и сказав, на що ж битися?

По голосу было понятно - бандеровец был рад что всё так просто закончилось.

-- Ничего вы не поняли, - скрипнул зубами Джиран. - Ну, как же так?

Бозя спеша, засовывала в прорезиненный пакет блестящие кругляши медалей и орденов, не забывая о собственной пазухе. Татарин зло отвёл в сторону прищуренные глаза, чтобы не видеть как Бозя торопливо бакланит украденные награды. Губы обознавшегося налётчика мелко тряслись, будто читал он про себя молитву, отходную по бывшему командиру стрелкового отделения. Читал да заикался.