Подсечное хозяйство, или Земство строит железную дорогу

Фургонъ не остановился и быстро катилъ все дале и дале отъ города. Вотъ онъ минулъ лагерныя палатки; вотъ онъ чуть виднъ въ степи; вотъ видна только пыль, поднимаемая имъ, вотъ и пыль пропала, и видна одна голая, безпредльная степь.

— Прощай, Гордюша! тихо сказала Леля, утирая слезы.

— Господь его храни! крестясь сказала торговка. — А я, дочка, рачки несчастнымъ отдамъ.

— Отдай, мать.

Он опять подошли къ воротамъ острога. Торговка отдала въ форточку узелокъ съ раками; чья-то рука взяла его и скоро подала пустымъ назадъ. Торговка взяла узелокъ и долго-долго потомъ молилась на Распятаго.

— Зачмъ это Христосъ, распятый на крест, на воротахъ тюрьмы? думала въ это время Леля.

Конецъ 1-й части.

Часть II Герои нашли героинь, а героини — героевъ

ГЛАВА ПЕРВАЯ Разбитый, съ чуткою душою человкъ ораторствуетъ о красотахъ природы и о Христ. — Обыкновенный рабочій день полицеймейстера. — Отецъ дочь ведутъ рчь о назначеніи женщины

I.

На другой день Лукерья, прислуга нумеровъ полковницы Песковой, разбудила Могутова въ семь часовъ, принеся самоваръ и заявивъ, что чрезъ полчаса «чиновнички» проснутся и будутъ кричать вс сразу: «самоваръ давай!» — А вы, баринъ, безъ суеты, поране, сперва чиновниковъ.

— Господинъ Перехавшій еще не всталъ? спросилъ Могутовъ.

— Спитъ еще. Они опосля всхъ встаютъ. Ихъ служба особливая, неформенная.

— Я васъ попрошу сказать мн, когда онъ встанетъ.

— А я, какъ буду несть ему самоваръ, такъ стукну въ вашу дверь, — самоваръ въ нему мимо васъ понесу.

— Я васъ попрошу сперва спросить у г. Перехавшаго, могу ли я къ нему зайти, и если онъ скажетъ, что могу, тогда вы и постучитесь.

— Вы если по длу, такъ прямо. У него и дверь не запирается, и наши, да часомъ и посторонніе, прямо идутъ: спитъ, такъ разбудятъ. Они — баринъ простые и на винчели хорошо играютъ.

— Прекрасно. Но вы сдлайте, какъ я васъ прошу.

— Сдлаю, сдлаю. Можно. Они — баринъ простые.

Такъ разговаривалъ Могутовъ съ Лукерьей во время умыванья. Одвшись, онъ началъ приводить въ порядокъ свои вещи, которыхъ было, впрочемъ, очень немного. Гораздо больше было съ нимъ книгъ — до сотни, если не боле. Большинство книгъ — химическаго и техническаго содержанія, но много было и литературныхъ; послднія — совершенно новенькія, въ хорошихъ переплетахъ — были подаркомъ на память, при отъзд, отъ разныхъ пріятелей, уложившихъ книги въ чемоданъ Могутова и не сказавшихъ ему объ этомъ.

Приводя въ порядокъ вещи и за чаемъ, Могутовъ окончательно ршилъ сегодня же попытать счастья въ пріисканіи работы и прежде всего обратиться за указаніемъ оной къ своимъ первымъ знакомымъ — полицеймейстеру и правителю канцеляріи. Къ первому ему нужно явиться и объявить мсто жительства, такъ оно и кстати будетъ попросить при этомъ случа оказать свое содйствіе, а ко второму — все равно уже подъ рядъ; но потомъ онъ надумалъ, прежде чмъ отправляться по начальствующимъ лицамъ, разспросить Перехавшаго, что за люди полицеймейстеръ и правитель и какъ лучше къ нимъ приступить. «У каждаго есть свои слабости, — думалъ онъ при этомъ, — и нужно стараться обходить ихъ, не бередить безъ нужды больное мсто человка, особенно когда являешься просителемъ…. Можетъ-быть у Перехавшаго много знакомыхъ? Клялся спасти меня и спеціально утшеніемъ душъ здшнихъ занимается, — долженъ помочь…. А это было бы хорошо, — начальство утруждать не очень пріятно…»

— Одмши!.. Дверь не запирайте, — самоваръ приду взять и комнату уберу! — крикнула за дверью Лукерья.

Могутовъ засталъ Перехавшаго «одмши» въ поношенное суконное черное платье и въ несовсмъ чистое блье. Самъ Перехавшій днемъ былъ еще боле помятъ и некрасивъ. Платье висло на немъ какъ на вшалк, жиденькая бородка торчала безжизненно, завядши, какъ у мертвеца, угри на вискахъ, у лба, имли синій цвтъ и только сильно ввалившіеся, маленькіе, темные глаза его порой смотрли изъ-подъ выпуклыхъ синихъ очковъ живо и ярко. Онъ, казалось, самъ сознавалъ свою некрасивость и во время разговора — теперь съ Могутовымъ, да и вообще съ людьми — смотрлъ или внизъ, или по сторонамъ, и только изрдка и на одно мгновеніе вскидывалъ глаза на собесдника. Голосъ его, сильно носовой и непріятный, теперь тмъ еще непріятне, — въ немъ, кром носоваго тона, ясно слышалась охриплость мало спавшаго посл сильной выпивки человка.

— Вы извините меня! Вчера я, какъ школьникъ, обрадовался, благо былъ пьянъ, свжему человку и наболталъ съ три короба о себ, а о васъ самихъ почти ничего и не спросилъ, — такими словами встртилъ Перехавшій Могутова. Онъ крпко, на сколько позволила сила его тощей руки съ длинными, некрасивой формы пальцами, пожалъ руку гостя и усадилъ его.