Подсечное хозяйство, или Земство строит железную дорогу

— Но вы сегодня отплатите мн тмъ же и такъ же откровенно и подробно передадите о себ, какъ я вчера наболталъ о своемъ я, — сказалъ Перехавшій, и мелькомъ посмотрлъ на Могутова. Показалось ли ему, что Могутовъ, смотрвшій на него и невольно припоминавшій вчерашнюю встрчу, не довряетъ его словамъ или не понимаетъ его желанія вдругъ, посл единственной и притомъ пьяной ночи, вступать въ откровенность, — только лицо Перехавшаго покрылось непріятными складками, которыя обыкновенно сопутствуютъ смху, но которыя, появляясь безъ него, возбуждаютъ или отвращеніе, какъ іезуитская улыбка, или жалость и скорбь, какъ улыбка Квазимодо и Гуинплена, — и онъ, измнивъ свой голосъ изъ доврчиво-пріятельскаго на серьезный мало-знакомаго, продолжалъ, не ожидая отвта Могутова:

— Пьяному, конечно, простительны откровенность и навязчивость, но…. Да разв можетъ явиться у кого-либо мысль не доврять и бояться такой жалкой фигуры, какъ моя? — Онъ сталъ противъ Могутова и молча простоялъ нсколько секундъ, скрестивъ руки `a la Наполеонъ, склонивъ голову на бокъ, увеличивъ еще боле морщины на лиц и глядя въ потолокъ. Знаете ли, какая мн сейчасъ пришла въ голову мысль? — заходивъ по комнат, продолжалъ Перехавшій, причемъ складки на его лиц смягчились и мягкая улыбка затушевала ихъ рзкость. — Базаровъ былъ того мннія, что умная женщина должна быть непремнно уродомъ, а я того мннія, что только уродливый мужчина можетъ быть добрымъ, любящимъ, — безъ своекорыстія добрымъ, безъ эгоизма любящимъ…. Мн даже кажется, что большая ошибка изображать Христа съ правильными, красивыми чертами лица. При той всеобъемлющей любви на словахъ и на дл, которою проникнутъ былъ Христосъ, Онъ не могъ быть прекраснымъ, — Онъ, по-моему, долженъ быть величественно-некрасивъ.

— Вы не видали Христа на картинахъ Ге и Крамского? — спросилъ немного погодя Перехавшій, кинувъ моментальный взглядъ на Могутова и, какъ бы узнавъ по его лицу отвтъ, продолжалъ:- Я что-то читалъ, будто у этихъ художниковъ Христосъ подходитъ въ моему представленію о Немъ. И если эти художники рисуютъ Христа такимъ, они правы: Ге и Крамской поняли, что только такой Христосъ можетъ любить міръ, не алча и не жаждя для себя богатства и красоты міра, — любить міръ и не пользоваться любовью міра!..

— Природа такъ прекрасна! — продолжалъ, помолчавъ немного, Перехавшій съ замтною грустью въ голос. — Такъ ярко на неб свтятъ звзды, такъ нженъ свтъ луны, такъ музыкально журчаніе ручья, шумъ ркъ и ревъ водопадовъ! Такъ нжно поетъ соловей въ ночной прохлад освщенныхъ луною лсовъ и рощъ! Такъ весело чирикаютъ жаворонки раннимъ утромъ, когда восходящее солнце, какъ Богъ, бросаетъ съ горизонта пурпурные лучи на міръ, а міръ свжо и бодро идетъ къ нему на встрчу! Такъ полонъ нги отдыхъ въ тни деревьевъ въ полдень жаркаго дня, когда вся природа, пораженная величіемъ всплывшаго на средину неба бога-солнца, замерла и только кузнечики трещатъ въ трав, да быстрыя ласточки рютъ въ воздух!.. А какая музыка, когда загремитъ громъ, польется дождь, загремитъ громъ — и молнія, какъ мысль, какъ разумъ, мгновенно освтитъ небо и землю! Она то робко блеснетъ тамъ и здсь, то, собравшись съ силой, часто засверкаетъ кругомъ и заставляетъ робкое человчество вздрагивать, жмурить глаза и оснять себя крестнымъ знаменіемъ… Но гд же ей, уму и разсудку, осилить тьму?… Слабетъ молнія, пропадаетъ совсмъ, и заволакивается надолго небо срыми, свинцовыми тучами, и мороситъ рденькій, плаксивый дождикъ…. Но и осень прекрасна. Вы замчали ли, какъ довольно, какъ величественно-спокойно деревья роняютъ свои листья? Какъ красавица природа снимаетъ свои уборы и безъ нихъ остается хотя мене блестяща, но еще боле прекрасна, — мене сладострастной, но еще боле любящей… А блый, ослпительный при солнц, мраморный при лун покровъ земли зимою? А мертвый покой, въ безвтренный морозъ, въ волшебномъ лсу, волшебно-убранномъ снгомъ?… И при этомъ тамъ мало хлба, такъ дорого топливо, такъ трудно-доступны квартиры, такъ раззорительна для здоровья наука, такъ стснительна любовь женщины — и царитъ въ мір, подмченная Дарвиномъ, борьба за существованіе, и полонъ человкъ, этотъ царь природы, халуйства, эгоизма, мщенія, хитрости, злобы, низости и лжи…. Нтъ, нтъ, только уродъ можетъ любить міръ, не ненавидя міръ! Только мужественно-некрасивый Христосъ могъ быть Христомъ, Спасителемъ міра!..

Говоря эту длинную рчь, Перехавшій тихо ходилъ и, доходя до стнъ комнаты, опирался на нихъ руками и лниво поворачивался. Окончивъ, онъ слъ. Лицо его покрылось пятнами, угри на вискахъ покраснли, а чистые и длинные ногти на его неправильныхъ, тощихъ пальцахъ приняли розовый оттнокъ, какъ у здороваго человка.

— Разскажите, голубчикъ, о себ! — сказалъ онъ усталымъ шепотомъ и доврчиво положивъ руку на колни Могутова.