Подсечное хозяйство, или Земство строит железную дорогу

— Могутовъ, вчера пріхавшій студентъ! Согласно вашему приказанію явился къ вамъ.

— А…. было не узналъ…. Улыбка исчезла съ лица полицеймейстера и онъ пристально и серьезно посмотрлъ на Могутова. — „Вчера чортомъ какимъ-то выглядывалъ, а сегодня ничего особеннаго“, — подумалъ онъ дале и, обратясь къ стоявшему у дверей въ полицейской форм мужчин, сказалъ: — Такъ сдлайте, какъ я сказалъ.

— Больше ничего? — спросилъ тотъ.

— Пока только! — отвтилъ полицеймейстеръ.

Полицейскій чиновникъ вышелъ.

— Гд же вы остановились? — спросилъ полицеймейстеръ, вторично оглядывая Могутова.

— Въ нумерахъ полковницы Песковой.

— Хорошо…. Тамъ недорогіе нумера, но, кажется, грязновато, — тихо и какъ бы самому себ сказалъ полицеймейстеръ. — Вы должны будете являться во мн каждую субботу въ это время.

— Хорошо, — стоя и смотря на полицеймейстера, отвчалъ Могутовъ.

— За что васъ сюда прислали? — немного погодя, спросилъ полицеймейстеръ и при этомъ сильно звнулъ.

— Институтъ посылаетъ студентовъ четвертаго курса на практику, на заводы. Одинъ изъ моихъ товарищей посланъ былъ на пивоваренный заводъ. Онъ былъ человкъ тихій, серьезный, трудящійся, но одинъ изъ мастеровъ завода, ополяченный нмецъ, оклеветалъ его предъ директоромъ завода, а директоръ завода сообщилъ клевету институтскому начальству. Конференція института, не разобравъ дла и не спросивъ оклеветаннаго товарища, исключила его. Ему оставалось три мсяца до окончанія курса, мы знали его въ продолженіе четырехъ лтъ и ршительно ничего дурнаго не замтили за нимъ, — мы и заступились за него, просили отмнить наказаніе; но четверыхъ изъ насъ, въ томъ числ и меня, исключили и выслали изъ Петербурга.

— „Глазами не моргаетъ, стоить ровно, говоритъ не шибко и не путаясь, — какъ будто не вретъ“, — думалъ полицеймейстеръ, слушая разсказъ Могутова. — Сядьте! — сказалъ онъ громко. — „А можетъ ловко вретъ, напрактиковался? — думалъ онъ потомъ. — Зачмъ я его усадилъ? Впрочемъ, такъ-то лучше: надо его разнжить. Разнженный — все равно, что пьяный, какъ ни хитритъ, а непремнно проврется….“ Не хотите ли папироску? — указывая на ящикъ съ папиросами и улыбнувшись самымъ добродушнымъ образомъ, сказалъ онъ громко.

Могутовъ поклонился, слъ, взялъ папироску и, закуривая ее, закашлялся.

— Я еще не умю курить, — какъ бы извиняясь за неловкость, сказалъ онъ. — Въ дорог жандармъ научилъ.

— Ране не сдлали привычки? Похвально. Теперь гимназисты курятъ! — съ укоромъ гимназистамъ сказалъ полицеймейстеръ. — „Что ты Лазаря корчишь? — думалъ онъ потомъ. — Къ хорошему табаку не привыкъ, такъ и закашлялся…. Кажись, не вретъ, — бросивъ пытливый взглядъ на Могутова, продолжалъ думать онъ: — куритъ какъ новичокъ…. А можетъ ловко притворяется?“ — Что тамъ еще за исторія случилась? — громко и экспромтомъ спросилъ полицеймейстеръ.

— Въ пересыльной тюрьм меня навщали товарищи, такъ они передавали, что почти вс студенты института хотли за насъ заступиться, была сходка, крупно разговаривали съ директоромъ. Кончилось очень грустно: еще исключили восемь человкъ, а остальныхъ раздлили на группы и предупредили, что если опять будетъ сходка, то исключатъ первую группу.

— Больше ничего? — спросилъ полицеймейстеръ посл долгаго молчанія, во время котораго онъ ршалъ: вретъ или нтъ Могутовъ, и ршилъ, что, кажется, не вретъ.

— Больше я ничего не знаю, — отвтилъ Могутовъ.

— А въ женскомъ институт при васъ произошла исторія?

— Я ничего не знаю!? — вопросительно отвчалъ Могутовъ. — „Неужели и эти кисейныя барышни, умющія только обожать красивыя рожицы, да кушать сургучъ и млъ, вступились за правое дло? Вдь это седьмое чудо!“ — думалъ онъ при этомъ.

— У васъ сестра, кажется, есть въ институт? Моя… дочь писала, что ея лучшая подруга иметъ фамилію Могутова. — Полицеймейстеръ спросилъ о сестр экспромтомъ, не думая; по привычк не доврять долго своему впечатлнію, сорвался у него вопросъ и поясненіе къ нему. — „Какъ ловко придумалъ! А у меня не то что дочери, а ни одной собаки знакомой нтъ во всемъ Петербург!“

— У меня нтъ въ Петербург родственниковъ, — отвтилъ Могутовъ. — „Ты — не родственница, ты — другъ, любовница, по чувствамъ братья мы съ тобой!“ — подумалъ онъ потомъ.

Полицеймейстеръ въ это время надумалъ окончательно, что Могутовъ не вретъ, что исторія съ институтками или чистая брехня, или въ ней онъ не участвовалъ и про нее ничего не знаетъ. — „Какъ ни молодъ и какъ ни глупъ, а все, зная, что у меня есть дочь въ Петербург и что она могла подробно описать мн всю исторію, — не сталъ бы отпираться, еслибы была правда. Выгородилъ бы себя, прикинулся бы святымъ да божьимъ, а объ исторіи бы упомянулъ“.

— А въ С-нск у васъ есть родные? — спросилъ онъ.

— Нтъ. Меня хотли отправить въ С-нскую губернію, гд я окончилъ гимназію, но я просилъ послать меня сюда.

— А почему вамъ захотлось сюда? Вдь тамъ у васъ и родня, и знакомые есть, а здсь — какъ въ лсу?