— Это вы хорошо придумали! Сходите. Полицеймейстеръ — недалекій человкъ, безъ подкладки опредленныхъ убжденій, безъ регулирующей мысли въ поступкахъ, но по природ не злой и простой. Вы съ нимъ — откровенно и просто. Вы, молъ, сами отецъ, съ вашими дтьми можетъ тоже случиться грхъ, недоразумніе, увлеченіе…. что-нибудь въ этомъ род…. Онъ вамъ помочь можетъ, такъ какъ полиція и вообще начальство у насъ, въ Россіи, иметъ громаднйшее вліяніе. Стоитъ нашему начальству захотть и, увряю васъ, русскій народъ будетъ первымъ народомъ въ мір, а не…. Впрочемъ, мы объ этомъ потолкуемъ съ вами въ другой разъ. Кожуховъ самъ кончилъ университетъ, долженъ понять ваше положеніе и, наврное, поможетъ. Вы ему на эту тему и начните рчь…. Надо вамъ замтить, что посл манифеста о вол у насъ, на Руси, образовалось какое-то недоразумніе. Администрація косо смотритъ на помщика, помщикъ — на администрацію, та и другой смотрятъ на мужика съ злымъ пренебреженіемъ, а на купца — съ завистью; но вс — и помщикъ, и администрація, и купецъ, и крестьянинъ — готовы обрушиться, разорвать въ куски людей протестующихъ. Есть, конечно, исключеніи, но я говорю о большинств. Предъ дятелями практическими и предъ наукой и знаніемъ вс благоговютъ. Кажется, вс чувствуютъ себя слабосильными для дла въ присущихъ имъ роляхъ и костюмахъ и ждутъ инстинктивно науку къ себ на помощь, хоть и ненавидятъ того, кто ихъ, неготовыхъ для дла, шевелитъ своею активною дятельностью…. Это я вамъ замчаю для того, чтобы вы въ разговорахъ съ ними прятали подале ваши цли, но какъ можно ясне обнаруживали ваше знаніе науки, фактовъ науки, даже выводовъ науки, но не соціальныхъ выводовъ, а выводовъ необходимыхъ для хозяйства индивидуально: для превращенія раззореннаго имнія въ доходное, для увеличенія удоя издыхающихъ коровъ, для загребанія большихъ кушей при помощи разнаго рода прожектовъ и т. д. и т. д. На эти удочки вы можете поймать и работу, и покровительство, и деньги; но вы погибли, если обнаружите ваши соціальныя убжденія, идущія въ разрзъ съ ихъ убжденіями. Васъ будутъ слушать, даже будутъ многіе благоговть предъ вами, нкоторые будутъ слегка спорить, но большинство донесетъ на васъ, перековеркавъ ваши мысли до безобразія, и вс, ршительно вс, будутъ избгать имть съ вами какое-либо дло…. Я не считаю дураковъ дураками: по-моему дуракъ — несчастный человкъ, а несчастный человкъ — дуракъ, и думаю, что если при этихъ условіяхъ…. Впрочемъ, объ этомъ мы потолкуемъ посл….. Самъ лично я ничего не могу общать. Я постараюсь, разспрошу и что можно сдлаю…. Но вамъ пора….
Онъ досталъ изъ кармана жилета хорошенькіе, чистенькіе серебряные часы, съ особенною осторожностію открылъ ихъ и посмотрлъ на нихъ съ пріятною улыбкой.
— Десятый!.. Вамъ какъ разъ пора, — продолжалъ Перехавшій. — Полицеймейстеръ, посл рапорта у губернатора, пьетъ теперь чай дома. А вы на домъ и отправляйтесь: какъ будто съ визитомъ и желаете съ нимъ познакомиться, какъ съ хорошимъ человкомъ и вліятельнымъ гражданиномъ города, а о дл — только въ конц, къ случаю-де пришлось. И Боже васъ упаси являться съ жалкой физіономіей и съ плаксивыми словами! Какъ можно боле самоувренности, бойкости и, главное, солидныхъ и умныхъ словъ. Мы люди дла, а не слова — девизъ всхъ теперь…. Ну, идите съ Богомъ и надвайте вашу шубу. Сегодня, впрочемъ, тепло, солнце весеннее, можно и въ пальто, но вы надвайте шубу, — это солидне, да и я мелькомъ вчера замтилъ, что она у васъ внушительнаго вида….
Могутовъ протянулъ руку, но Перехавшій не принялъ ее, заявивъ, что когда онъ наднетъ шубу, то пусть зайдетъ къ нему и онъ дастъ ему для удачи визитовъ свою счастливую руку.
— Вотъ еще что, — давая свою счастливую руку и осматривая кругомъ и вдоль Могутова, когда тотъ явился въ шуб, продолжалъ Перехавшій:- Я забылъ сказать, что уроками, вроятно, вамъ не позволятъ заниматься. Мн не позволили… Не знаю, какъ теперь. Но все-таки вы не настаивайте на урокахъ: ищу, молъ, технической работы, а за неимніемъ оной готовъ, пожалуй, и уроки давать.
— Да заразъ ужь и о переписк упомянуть, — сказалъ Могутовъ, пожимая счастливую руку Перехавшаго.
Не усплъ онъ затворить за собою двери, какъ изъ комнаты Перехавшаго понеслись звуки веселаго марша.
— Экій чудакъ! Экій нервный! — сказалъ Могутовъ и двинулся обыкновенною походкой въ путь.
— Дома Филаретъ Пупліевичъ? — спросилъ Могутовъ у женщины, отворившей дверь въ квартир полицеймейстера и одтой въ простой деревенскій костюмъ.
— Дома, — отвтила женщина и осмотрла его съ головы до ногъ.
— Можно видть?
— Вотъ туда! — указывая на немного отворенную дверь, сказала женщина и ушла въ другую дверь.
— Кто тамъ? — громко спросилъ полицеймейстеръ, когда Могутовъ снялъ шубу, протеръ очки и потомъ громко „обошелся съ помощію платка“.
— Можно васъ видть, Филаретъ Пупліевичъ? — спросилъ Могутовъ, подойдя къ двери.
— Войдите, — раздался голосъ полицеймейстера за дверью.
Полицеймейстеръ сидлъ у стола, за стаканомъ чая. Онъ не узналъ Могутова и, улыбаясь и нершительно протягивая руку, вопросительно смотрлъ на него.