Подсечное хозяйство, или Земство строит железную дорогу

— „Надо подробне доказать ей“, — подумалъ отецъ и началъ говорить:- Я теб скажу, Екатерина, что есть два взгляда на женщину. Одни полагаютъ, что сама природа раздлила обязанности и положила разныя цли жизни какъ для мужчины, такъ и для женщины, что природа надлила ихъ разной физическою силой, разною склонностію ума. Женщин, какъ матери дтей, природа дала больше нжности, доброты; организмъ ея слабе, мене выносливъ, чмъ организмъ мужчины, который поэтому и боле грубъ, сурове женщины, способенъ къ большему труду, къ большей выносливости…. Другіе говорятъ, что природа малымъ чмъ отличила мужчину отъ женщины, что она создала ихъ одинаково умными и одинаково сильными; но что только условія жизни, трудность борьбы съ природой, трудность воспитанія и выращиванія дтей — поставили женщину въ условія исключительныя и подчинили ее мужчин, сдлали женщину боле слабой и мене выносливой сравнительно съ мужчиной…. Кто правъ — дло не важное. Фактъ тотъ, что разница есть; но разница эта обусловливается требованіемъ жизни и уничтожить ее нельзя…. Жизнь не требуетъ въ настоящее время ни женщинъ-чиновниковъ, ни женщинъ-моряковъ, техниковъ, воиновъ, докторовъ, ученыхъ хозяекъ, и я не далъ теб, Екатерина, образованія нужнаго чиновнику, моряку, воину, технику, доктору или ученому хозяину. Негд бы было примнять теб подобнаго образованія, да и рано еще въ твоемъ возраст быть чмъ-либо подобнымъ. Но, повторяю теб, ты умна и знаешь столько же, какъ и окончившій гимназію юноша. Онъ, какъ и ты, вступая въ жизнь, воображаетъ себя дуракомъ, но, всмотрвшись въ жизнь, скоро приспособляется къ дятельности и успшно длаетъ карьеру на той дорог, которую изберетъ. Ты тоже будешь отличная работница того или другаго дла, если судьба заставитъ тебя быть работницей; но жизнь требуетъ отъ женщины только умнья быть матерью и женою…. И пока ты, Екатерина, выйдешь замужъ, чтобы не скучать и не тревожить даромъ твою чуткую головку, начни заниматься чмъ-нибудь, что только полюбится теб. Мой совтъ — заняться педагогіей. Эта наука нужна матери, нужна для счастія ея дтей, а остальныя науки въ подробностяхъ — праздное занятіе для теб негд будетъ примнять ихъ, да, сдлавшись матерью, и некогда будетъ. Но ты подготовлена къ подробному изученію всхъ наукъ, какъ гимназистъ къ университету. Попробуй заняться — и ты увидишь, что я говорю правду. Я исполнилъ честно свой долгъ отца къ теб, Екатерина!..

Она быстро вскочила съ своего кресла, сла къ нему на колни, обняла руками его шею и цловала лицо отца долго и крпко. Потомъ, также сидя и гладя одною рукой сдую бороду отца, начала говорить, какъ можетъ говорить только семнадцати-лтняя двушка. Въ голос ея слышалось и любовь, и нжность, и уваженіе, и гордость, и благородность, и все, все, что такъ сладко щекочетъ слухъ мужчины, но чего ему никогда не высказать самому. Только псни чуткой души поэта-лирика, съ ея великимъ даромъ превращать слова въ звуки и рчь — въ музыку, только пронизывающіе насквозь всего человка звуки скрипки артиста способны вызвать и напомнить иногда что-то подобное, но и то такъ, что кто не слышалъ самъ изъ устъ двушки подобнаго говора, тотъ будетъ мертвъ и при передач ихъ поэтомъ, и при воспроизведеніи ихъ артистомъ.

— Умный, славный, честный, любящій папа! Екатерина несправедлива въ теб. Видишь, какая она глупая, неблагодарная, злая!.. Она оклеветала тебя, — она думала, что ты обидлъ ее, сдлалъ ее глупой! Но ты далъ ея голов все, все, все, что нужно, и если она ничего не уметъ длать, такъ это отъ того, что она отъ природы глупая, идіотка, да еще и клеветница, злая. Но ты прости, папа, Екатерину. Простишь?… Папа смется: онъ проститъ. Добрый папа! Умный, добрый, лестный папа!.. Твоя Екатерина будетъ тоже умной, любящей, честной матерью…. Вдь больше ей нельзя ничмъ быть, папа? Для жизни нужны хорошія матери, а женщинъ ученыхъ, воиновъ, хозяекъ, техниковъ, докторовъ…. не нужно. Мужчина — боле сильный, боле умный, онъ будетъ длать все самъ, а женщина будетъ только помогать, чтобы былъ покой въ дому, чтобы была работа и былъ досугъ для обоихъ. Такъ, папа? — какъ бы повторяя, для лучшаго усвоенія, слова отца, говорила дочь, но въ ея вопрос: „такъ, папа?“ не слышалась та самодовольная игривость, съ которой ученикъ говоритъ своему доброму репетитору урокъ, зная, что онъ хорошо и правильно говоритъ его. Нтъ, въ ея вопрос слышна была грусть, усталость, какъ слышна усталость въ отвт ученика, когда отвчаемый имъ урокъ долго не давался ему, долго былъ непонимаемъ, и, спрашивая: „такъ?“, онъ боится, чтобъ ему не приказали повторить урокъ.

— Такъ, такъ! Правда, правда! — отвчалъ отецъ, спокойно сидя и нжась, и мля, какъ можетъ нжиться и млть отецъ при ласкахъ умной красавицы-дочери. Отъ него не ускользнула грусть въ ея голос при конц, но ему почему-то была пріятна она. Быть-можетъ въ голов его не ясно шевелилась мысль: „грустить есть чего, но ты не бросишься замужъ очертя голову, ты долго будешь выбирать, твой выборъ будетъ уменъ, ты будешь счастлива въ брак“.