Подсечное хозяйство, или Земство строит железную дорогу

— Провинился…. Не хотѣлъ тебя звать, а нужно было просмотрѣть статью нашего мѣстнаго консерватора въ „Вѣсти“, — отвѣтилъ отецъ.

— И привелъ въ безпорядокъ окно. Ты, папа, зови меня всегда, когда тебѣ что нужно.

— Большой безпорядокъ надѣлалъ? Екатерина разсердилась?

— Нѣтъ, папа…. Но держать въ порядкѣ нашъ кабинетъ — единственная работа Екатерины, — сказала дочь, и въ голосѣ ея, до сихъ поръ звонкомъ и спокойномъ, слышалась теперь не то грусть, не то укоръ. — Папа, ты очень занятъ? — спросила она, немного помолчавъ и пристально глядя на отца, который хотѣлъ было начать писать.

— Нѣтъ, не очень… Ты хочешь диспутировать?… Изволь начинать, — улыбаясь и глядя на дочь, сказалъ отецъ. Рука его не положила пера, а начала дѣлать штрихи на бѣломъ листѣ.

— Папа….- она немного помолчала, — зачѣмъ ты не сдѣлалъ изъ меня умной женщины? — скрестивъ руки на груди, выпрямившись, съ поднятой головой и съ широко раскрытыми глазами, устремленными на отца, спросила дочь, и въ голосѣ ея слышна была опять грусть.

— Отчего?… Оттого, вѣроятно, что ты еще дѣвушка, а не женщина, — улыбаясь отвѣтилъ отецъ.

— Я не шучу, папа! — громко сказала дочь.

— Я тоже не шучу, Екатерина! — подражая ея голосу, громко сказалъ онъ. — Я не знаю, какая ты будешь женщиной, но дѣвушкой вижу тебя, знаю тебя и нахожу умной.

— Ты говоришь правду, папа? — и глаза дочери и отца встрѣтились своими центрами.

— Что съ тобой, Екатерина?… Твои добрые, умные глаза смотритъ зло! Сквозь темный цвѣтъ ихъ я привыкъ видѣть веселый синій огонекъ, а теперь я въ первый разъ вижу въ нихъ яркій, красный цвѣтъ!.. Ты нездорова, родная моя?… — Отецъ всталъ и обнялъ дочь одною рукой, а другою взялъ ея руку, какъ докторъ, пальцами у кисти руки. — И пульсъ лихорадочный. Ты вѣрно простудилась? Плохо спалось прошлую ночь? — спрашивалъ онъ съ нѣжностью въ голосѣ и, приблизивъ къ себѣ голову дочери, крѣпко поцѣловалъ ея лобъ.

— Сядь, папа! — послѣ крѣпкаго поцѣлуя отца и страстнаго объятія его шеи, говорила дочь уже болѣе спокойнымъ голосомъ. — Ты сядь и слушай, что будетъ говорить твоя Екатерина.

Отецъ сѣлъ и, сдвинувъ немного брови, принялъ видъ искуственно-внимательнаго слушателя.

— Нѣтъ, папа, не такъ! Ты сядь прямо и смотри мнѣ въ глаза. Если ты будешь шутить или лгать, я увижу и перестану любить тебя, — опять громко сказала дочь.

Отецъ сѣлъ, какъ говорила дочь, и въ его умѣ мелькнула мысль о вѣроятности начала любви въ сердцѣ его Екатерины.

— Вчера, передъ твоимъ приходомъ, папа, зашелъ разговоръ о приданомъ для невѣстъ, — начала дочь. — Лукомскій доказывалъ, что у каждаго мужчины есть капиталъ, на который идутъ проценты и на нихъ мужчина живетъ…. Но у женщинъ нѣтъ капитала, онѣ не получаютъ жалованья и имъ не на что жить…. Вотъ поэтому за невѣстами должно давать приданое, иначе не будетъ равенства между мужемъ и женою, а равенство необходимо, иначе жена будетъ рабою мужа…. Такъ говорилъ Лукомскій, папа! — быстро сказала она послѣднюю фразу, замѣтивъ измѣненіе мускуловъ на лицѣ отца и какъ бы говоря ему, что еще не слѣдуетъ начинать говорить ему, отцу, что это еще чужая рѣчь, а вопросы ея и его отвѣты будутъ впереди.

— Что же было дальше? — сказалъ отецъ.

— Орѣцкій, — продолжала дочь, — сказалъ „о, да!“ Кожуховъ крикнулъ „браво!“ Мама похвалила ораторскій талантъ Лукомскаго. Остальные гости молчали. Мнѣ очень интересно было слушать — сама не знаю отчего, — добавила она, помолчавъ одно мгновеніе. — Мама предложила каждому сказать свое мнѣніе, и я такъ обрадовалась, что интересный разговоръ не прекратится, что, какъ школьница, закричала: истины, истины хочу!.. Тебѣ смѣшно, папа? — съ укоромъ спросила дочь.

— Ты такъ хорошо передаешь, — улыбаясь сказалъ отецъ. — Я будто вижу, какъ все это происходило, представляю себѣ, какой ты восторженной красавицей была тогда, — невольно порадовался и засмѣялся…. Слушаю далѣе.

— Далѣе началъ Кречетовъ, — продолжала разсказъ дочь. — Онъ имѣлъ такой серьезный видъ и такъ хорошо началъ, что я, какъ мертвая, слушала его…. Онъ повторилъ сперва мое восклицаніе: „истину, истину“, потомъ слова мамы: „мое мнѣніе“, а потомъ…. заговорилъ непонятно. Выходило, что у каждаго есть свое мнѣніе, что разубѣдить въ этомъ мнѣніи нельзя, но что хорошо, когда не скрываютъ своихъ мнѣній и что въ бракѣ только тогда счастливы, когда мужъ и жена имѣютъ одинаковыя мнѣнія…. Онъ говорилъ хорошо, съ пренебреженіемъ къ Лукомскому, но…. я не довольна была. Мнѣ хотѣлось не то услышать, и я сердилась…. Я не знаю сама, папа, отчего, — опять добавила она, замѣтивъ особенно пытливый взглядъ отца, какъ бы желавшаго отгадать причину недовольства дочери на Кречетова. — Потомъ говорилъ Львовъ, — продолжала дочь. — Онъ также не соглашался съ Лукомскимъ. Онъ говорилъ, что если онъ женится на дѣвушкѣ и съ приданымъ, но вѣтренной, то приданое скоро уйдетъ на наряды и балы и…. Я не дослушала его, папа. Мнѣ стало еще болѣе досадно и я убѣжала къ тебѣ на встрѣчу.

— И только?