Подшофе (сборник)

Ночь выдалась теплой – однако после первого столкновения, после неудачных попыток прихлопнуть противника, тщетных поисков, нанесения ударов по собственным ушам с опозданием на долю секунды я решил воспользоваться старинным рецептом и с головой укрылся простыней.

И продолжение старой истории не заставило себя ждать: укусы сквозь простыню, снайперские уколы в незащищенные места на руке, удерживающей простыню на месте, натягивание одеяла на голову с последующим удушьем, затем – изменение душевного состояния, сна уже ни в одном глазу, бешеная, бессильная ярость, и наконец – повторная охота.

С нее началась маниакальная стадия: ползание под кроватью с торшером вместо фонаря, обход комнаты, показавший, что насекомое отступило на потолок, и атака с завязанными узлом полотенцами, полученное при этом ранение – Боже мой!

После этого ненадолго наступило выздоровление, о котором, по-видимому, знал мой противник, ибо он нагло устроился неподалеку от моей головы – но я вновь промахнулся.

Наконец, еще через полчаса, в течение которых нервы напряглись до крайней степени настороженности, была одержана пиррова победа, и на деревянном изголовье кровати появилось расплывшееся пятнышко крови – моей крови.

Как я уже писал, я считаю, что той ночью, два года назад, было положено начало моей бессоннице – ведь тогда я понял, каким образом один бесконечно малый, не подлежащий измерению, элемент может помешать уснуть. У меня возникло, выражаясь несколько архиачным языком, «сомнение в собственной способности спать». От этой неуверенности я сделался мнительным. Я пил, не ежедневно, но много, и в те вечера, когда я не употреблял спиртного, мысли о том, гарантирован ли мне ночной сон, лишали меня покоя задолго до того, как наставало время ложиться спать.

Типичная ночь (жаль, не могу сказать, что все подобные ночи уже в прошлом) наступает после очень длинного трудового дня, заполненного сидячей работой и непрерывным курением. Такой день кончается, когда уже нет времени, скажем, на расслабляющий перерыв, и пора ложиться спать. Все подготовлено: книжки, стакан воды, запасная пижама – на тот случай, если я проснусь обливаясь потом, таблетки люминала в маленьком круглом тубусе, блокнот и карандаш – вдруг ночью появится мысль, достойная записи. (Это бывает нечасто – как правило, наутро эти мысли кажутся поверхностными, что не умаляет их глубины и актуальности в ночное время.)

Я ложусь, возможно, выпив стаканчик на ночь; для работы мне приходится изучать кое-какую литературу относительно научного характера, поэтому я выбираю наименее увесистый том по соответствующему предмету и читаю до тех пор, пока не выкурю в полусне последнюю сигарету. Когда одолевает зевота, я захлопываю книгу с закладкой на нужной странице, бросаю окурок в очаг, выключаю лампу. Сначала я поворачиваюсь на левый бок, поскольку при этом, как я слышал, замедляется сердцебиение, а потом – кома.

Пока всё хорошо. От полуночи до половины третьего в комнате мир и спокойствие. Затем я вдруг просыпаюсь, потревоженный одной из бед или функций организма, слишком ярким сновидением, переменой погоды – либо потеплением, либо похолоданием.

Всё быстро приводится в норму, и появляется робкая надежда на продолжение непрерывного сна, но не тут-то было – поэтому я зажигаю свет, принимаю слабенькую таблеточку люминала и вновь открываю книгу. Началась настоящая ночь, самое темное время суток. Я слишком устал и смогу читать, только если налью себе что-нибудь выпить, что приведет к плохому самочувствию на следующий день, поэтому я встаю и принимаюсь ходить. Я выхожу из спальни и по коридору иду в кабинет, затем возвращаюсь, а если дело происходит летом, то выхожу на заднюю веранду. Над Балтимором навис туман; я не могу разглядеть ни единого шпиля. Опять в кабинет, где в глаза мне бросается куча незавершенных дел: письма, верстки, расписки и так далее. Я делаю шаг по направлению к столу и тут же останавливаюсь: нет! – это стало бы роковой ошибкой. Уже ощущается слабое действие люминала, поэтому я снова пробую лечь, и на сей раз так нервничаю, что, пытаясь устроиться поудобнее, долго перемещаю подушку с места на место.

«Однажды, давным-давно, – рассказываю я себе, – понадобился принстонской команде квотербек, а на примете никого не было, и все впали в отчаяние. Главный тренер заметил, как я отрабатываю пасы и удары по мячу за боковой линией поля, и он воскликнул: “Кто этот парень – почему мы его раньше не замечали?!” Его помощник сказал: “Он впервые на стадионе”, – и ответ был таков: “Приведите его ко мне”.

…переносимся в день игры с Йельским университетом. Мой вес всего сто тридцать пять фунтов, поэтому меня выпускают на поле только в третьей четверти, при счете…»

…Но это не помогает – почти двадцать лет я использую эти грезы об утраченных грезах, чтобы вызвать сон, однако в конце концов они изрядно поблекли. Я больше не могу на них рассчитывать – хотя даже теперь, в более спокойные ночи, в них есть нечто усыпляющее…