– Я завопила. А он стал смеяться. Я попробовала сбросить его, но он был намного сильнее. Он вытащил нож и стал наносить мне удары. Сначала в предплечье, потом в бок, третий – в живот. Я чувствовала, что истекаю кровью и думала: «Ну все, мне конец».
– Но он остановился. Почему?
– Я кое-что ему сказала. Сама не знаю, как мне это пришло в голову, – может, рассудок помутился от страха. Я ему сказала: «Когда умру, позаботься о моем сыне. Его зовут Рик, ему пять лет». Он как-то горько усмехнулся и покачал головой. Вы представляете? Я попросила убийцу позаботиться о моем мальчике! Бред, да и только! Но тогда я, вероятно, решила, что это вполне нормально. Раз он отнимает у меня жизнь и я готова ее отдать, то мне положена какая-то компенсация. Абсурд, конечно. Я считала, он передо мной в долгу!
– Может, и абсурд, однако ты сумела его утихомирить.
– Все равно я не могу себе этого простить.
Синтия Перл проглотила комок, застрявший в горле.
– Уилсон Пикетт, – внезапно сказала Мила.
– Ах да, помню. Я лежала в кузове полумертвая, а он снова сел за руль и вскоре высадил меня на стоянке. Я не знала его намерений и очень ослабела от потери крови. Но, пока мы ехали, по радио звучала та проклятая песня. «In the Midnight Hour». Потом я потеряла сознание и очнулась уже в больнице. Сначала ничего не помнила. Полицейские стали спрашивать, откуда эти раны, а я ничего не могла ответить. Уже потом, во вторник, ближе к вечеру я дома включила радио и услышала песню Уилсона Пикетта. И тогда память ко мне вернулась.
Мила поняла, что кличку Горке дали уже после ареста. Для сыщиков она служит напоминанием о совершенных ими ошибках.
– Это было ужасно, – продолжала Синтия. – Я как будто во второй раз увидела все это и подумала: если б сумела вспомнить раньше, может быть, спасла бы еще кого-то.
Последние слова были как будто спонтанными, Мила сразу это почувствовала. Не потому, что Синтию не волнует судьба несчастных жертв, а потому, что она словно бы поставила барьер между ними и собой. Благодаря этому барьеру она могла жить дальше, как всегда бывает с людьми, пережившими подобный опыт. В подтверждение этой догадки Синтия добавила:
– Месяц назад я навестила родителей Ребекки Спрингер, последней из убитых.
«Она не была убита, – мысленно возразила Мила. – Хуже того, ее вынудили покончить с собой».
– Мы вместе участвовали в акции поминовения жертв Бенджамина Горки. Мы с ними из одной конгрегации. Они не сводили с меня глаз, а я чувствовала себя виноватой.
– В чем? – спросила Мила, хотя отлично понимала в чем.
– В том, что выжила, конечно.
Мила поблагодарила ее и собралась уходить. Синтия проводила ее до двери в странном молчании, как будто хотела о чем-то спросить, но не знала, с чего начать. Мила решила дать ей немного времени и спросила, где туалет. Девушка показала, куда идти.
В убогом закутке на двери душевой кабины висели сохнущие колготки. Здесь тоже было несколько фарфоровых зверушек, сплошь розового цвета. Мила наклонилась над раковиной – ополоснуть лицо. Она была совершенно измучена. В сумке у нее лежал флакон перекиси и все необходимое для надрезов. Ей еще предстояло помянуть пятую девочку. Это она отложила на вечер.
Но боль ей необходима.
Вытирая лицо и руки салфеткой, она заметила на полочке пузырек для полоскания горла. Но цвет жидкости настораживал: слишком уж темный. Мила понюхала: бурбон. У Синтии Перл свой секрет. Дурная привычка, оставшаяся от прошлой жизни. Мила представила себе, как она входит в это тесное пространство, садится на крышку унитаза и делает несколько глотков, упершись взглядом в плитки кафеля. Хотя Синтия во многом изменилась к лучшему, она не может до конца избавиться от темной стороны души.
«Свойство человеческой натуры, – про себя констатировала Мила. – Мой секрет идет еще дальше».
Когда она уже стояла на пороге, Синтия наконец набралась смелости и спросила, нельзя ли им еще как-нибудь увидеться: может, в кино сходить или пройтись по магазинам. Мила поняла: девушке позарез нужна подруга, – и она не смогла отказать ей в этой маленькой иллюзии.
Чтобы доставить Синтии удовольствие, она повторила наизусть номер ее мобильного, хотя и знала, что они вряд ли еще увидятся.
Спустя двадцать минут Мила подъехала к Управлению. Перед входом толпились агенты в штатском и срочно вызванные патрульные. Все предъявляли пропуск.
Не иначе что-то случилось.
Чтобы не терять времени в очереди к лифту, она стала подниматься по лестнице на третий этаж, куда переместилась штаб-квартира их группы, после того как в Центре был обнаружен труп.
– Моска объявил общий сбор, – услышала она, как полицейский говорит кому-то по телефону.
Она двинулась к залу заседаний. У входа толпился народ, все выискивали свободные места. Кто-то любезно пропустил ее вперед.
Мила увидела местечко в последнем ряду. Впереди, сбоку от нее, уже сидели Борис и Стерн. Последний заметил ее и кивнул. Мила попробовала жестами объяснить подробности свидания с Синтией, но Стерн покачал головой: мол, после поговорим.