Подставное лицо. Дополнительный прибывает на второй путь. Транспортный вариант. Четыре билета на ночной скорый. Свидетельство Лабрюйера

 На пороге он остановился. За время отсутствия Белогорловой помещение в чем-то неуловимо изменилось, стало словно светлее, шире.

 Поняв его удивление, Кучинская улыбнулась:

 — Новые шторы. А стол я переставила ближе к окну. И убрала стеллаж. Все обращают внимание, как и вы, и не могут понять, в чем дело.

 Денисову стало жаль незадачливую библиотекаршу, лишенную чувства уюта.

 «О ней будут вспоминать как о человеке, который чего-то не сумел, — подумал он. — Не выпросил у завхоза новую штору, не сломал старый стеллаж».

 — Сейчас мы с вами выпьем кофе, — сказала Кучинская, — заодно поговорим.

 Позади книжных полок оказалась розетка, Кучинская налила в турку воды из чайника, включила кипятильник

 — Садитесь, пожалуйста.

 Денисов сел за журнальный столик, поправил разбросанные по столешнице тростниковые салфетки. «В прошлый раз их не было. Должно быть, Кучинская принесла из дому...»

 — В этом году вы встретили Леониду Сергеевну в Калининграде, — начал он.

 — В феврале.

 — Точно не помните?

 — Шестого или седьмого. Мы с мамой возвращались к ее брату в Междуречье.

 — В Калининградскую область?

 — Да. Там, знаете, много маленьких приятных поселков с поэтичными названиями. Подгорное, Заовражное... Междуречье один из них. В нем, между прочим, установлен памятник в честь двухсотлетия битвы при Гросс-Егерсдорфе, где отличились русские войска...

 Денисов тактично ни разу не прервал. Словно догадавшись, что у него мало времени, Кучинская перешла непосредственно к встрече с библиотекаршей.

 — У дяди своя машина. Из Междуречья он отвез нас в Калининград... — Кучинская достала из стола чашки, са-

Харницу, банку кофе «Максвелл». — Мы приехали днем, часов примерно в одиннадцать. Подъехали к гостинице, вижу — знакомый «Запорожец»!

 — Рядом с гостиницей...

 — «Калининград». Бывали в тех краях?

 — Недолго. Когда служил, — Денисов не стал уточнять.

 — Сейчас бы города не узнали! — Она заварила кофе в чашечках. — Вы любите покрепче?

 — Средний.

 — А насчет сахара?

 — Немного.

 Она помешала ложечкой.

 — Огромный ботанический сад. Двадцать видов, которые вообще не встретишь в стране...

 — Белогорловой не было в машине, когда вы подошли?

 — Она была в гостинице, но как-то сразу вдруг появилась. Возможно, она увидела меня из вестибюля.

 — Как Леонида Сергеевна объяснила свой приезд?

 — В двух словах. Она ведь всегда не очень объяснялась. Туризм или экскурсия... Не помню. Мне показалось, что она была скорее растеряна, чем обрадована.

 — Почему?

 — Не знаю, такое ощущение.

 — Вы говорили с ней?

 — Я спросила: «Вы остановились в этой гостинице?» — «Нет, — сказала она, — у знакомых». — «Хотите перейти в гостиницу?» — «Да нет. Сегодня я уезжаю».

 — Вы не договорились о встрече?

 — Нет.

 — По-вашему, она была одна?

 — Я видела ее одну.

 — В машине было что-нибудь? Не помните? Может, покупки и прочее?

 — Несколько коробок, сумка. Сзади, у стекла, помню, лежала кукла. Раньше я ее в машине не видела.

 — Кукла?

 — Довольно оригинальная. Раскрашена в два цвета — синий и красный.

 — Скоморох! — догадался Денисов.

 Несколько дней кукла лежала в его кабинете в ожидании решения своей судьбы: быть приобщенной к делу в качестве вещественного доказательства или быть отринутой. Теперь участь ее была решена.

 — В шутовском колпаке, — припомнила Кучинская. — Еще кофе?

 — Благодарю, — с протоколом было покончено. Он показал на стол: —Бумаги Белогорловой все пересмотрели?

 — Как же! Когда принимала, в присутствии комиссии... Внесли в опись каждый отчет, каждую ведомость.

 — Личных вещей Белогорловой было много?

 — Очень мало. — Кучинская открыла стол, из-под газеты достала конверт. —Две фотографии дочери, страховая квитанция, записка.

 — Покажите, пожалуйста.

 Фотографии девочки были любительские, серые, с крупно выпавшим зерном, из тех неудачных, что особо дороги родителям.

 — А это страховка, — сказала Кучинская.

 Денисов ее тоже внимательно рассмотрел.

 — Сейчас мы составим небольшой протокол, все это я возьму с собой. — Инспектор узнал все тот же уже знакомый размашистый почерк на записке. — А что с похищенными книгами?

 — Пока ничего не слышно...

 Кучинская проводила его до дверей.

 Денисов пошел к выходу. Записка жгла ему карман — он не стал читать ее до конца ни при Кучинской, ни в коридоре.

 «Что там еще может быть?»

 Внезапно, уже пройдя регистратуру, Денисов остановился. Точнее, что-то остановило его. Спеша к выходу и думая о записке, он словно мимо чего-то прошел.

 Существовал лишь один способ воспроизведения обстоятельств происшедшего. Денисов вернулся в коридор, снова направился к регистратуре. Благо, рядом никого не было. Все было тщетно. Осталось только ощущение чего-то верного, что пришЛо к нему и чем он не сумел воспользоваться. Денисов мог лишь указать место, где это случилось.

 «При выходе из коридора в вестибюль. У киоска толпились отдыхающие. Справа было круглое окно на площадку перед входом в здание, в раскрытую дверь регистратуры был виден телефонный аппарат. Регистратура была пуста. На площадке перед окном шофер — молодой парень — садился в пансионатский автобус...»