Подвалы твоего сердца (СИ)

— Сейчас, Грейнджер. Чем быстрее ты преодолеешь страх неудачи, тем быстрее к тебе вернется полноценная магия.

— Нет, нет, — словно заведенная, продолжала она, интуитивно пятясь от наступающего Драко.

— Черт возьми, я не собираюсь играть с тобой в догонялки. Иди сюда, живо! — остановившись у столика, рявкнул Малфой. Опасливо посмотрев на юношу некоторое время, Гермиона сделала неуверенный шаг к нему. Гриффиндорка чувствовала себя так, будто каждый шаг приближал её к эшафоту, но не терпящий возражений взгляд Малфоя был красноречивее любых слов, и потому она медленно подошла к столу с цветами.

— Давай, — уверенно произнес Малфой, пристально взглянув на девушку. Гермиона не почувствовала ни толики уверенности — напротив, её руки почему-то затряслись, а дыхание сбилось.

— Агуаменти! — неровно выкрикнула она, но поняла, что совершенно не концентрировалась на заклятье. Слабая вспышка магии снова бесполезно сверкнула в воздухе. Даже понимая причину неудачи, Гермиона расстроилась и опустила палочку. Угрюмо замолчав, она отвернулась к окну и сложила руки на груди. Мысли все больше наливались свинцовой обреченностью.

Широкие ладони легли на её плечи, и Гермиона задержала дыхание. Медленно проскользив по рукам, чужие пальцы обхватили запястья. Послушно расслабляясь, гриффиндорка судорожно сглотнула, когда спиной прислонилась к твердому теплому телу. В нос ударил знакомый свежий запах, и она на секунду прикрыла глаза. Кулак с зажатой в нем волшебной палочкой осторожно обхватила ладонь Малфоя.

— Сосредоточься и попробуй еще, — вкрадчиво прошептал Драко, вдыхая едва ощутимый запах корицы и яблока. Мягкие кудри волшебницы щекотали подбородок, но вопреки всему Малфой не чувствовал отвращения. Напротив, от такого близкого контакта по телу слизеринца разливались теплые приятные волны. — Все получится.

Судорожно кивнув, девушка решительно отстранилась от внешней обстановки и сконцентрировалась на заклятье. Такие неожиданные и такие приятные объятия дарили смутное чувство уверенности и защищенности. Малфой вместе с Гермионой поднял палочку, а потом его рука нашла удобное пристанище на талии волшебницы. Драко не слишком задумывался о том, почему так ласково обращается с Грейнджер, потому что все было правильно и гармонично. Ему хотелось, чтобы гриффиндорка снова поверила в себя и почувствовала поддержку.

— Агуаменти, — голос Гермионы был в разы тверже, чем в прошлый раз. Струя воды, на секунду зависнув в воздухе, обрушилась в вазу. Девушка радостно выдохнула, тут же складывая губы в широкую улыбку. — Мерлин!

— Я же сказал, — голос Драко не был лишен самодовольства, но волшебница этого даже не заметила. Внезапно к ней пришло осознание, что она находится в непозволительной близости с Малфоем. Противником сближения был лишь разум, но чувства волшебницы поддерживали навязчивое приятное волнение, нарастающее между ней и слизеринцем. Несмотря на понимание необходимости покинуть теплые объятия, гриффиндорка застыла, в нерешительности перекладывая всю ответственность за происходящее непосредственно на Драко. Юноша же ждал, пока Гермиона вырвется или хотя бы пошевелится, чтобы успешно разорвать контакт, однако она покорно замерла в его руках, словно провоцируя на неразумные поступки.

— Спасибо, Малфой, — наконец прошептала она, слегка поворачивая голову, чтобы столкнуться с ним взглядом. Драко смотрел на неё слегка прищурив глаза и странно улыбаясь. Выражение его лица не выдавало ни презрения, ни насмешки, и из-за этого Гермиона смутилась еще больше.

— За что? — хрипло поинтересовался он, прижимая девушку к себе еще теснее. От ощущения её маленького теплого тела в такой близости Малфой приходил в восторг. Тяжелые и никому не нужные мысли постепенно испарялись из головы, тело покидал свинец усталости. Если Грейнджер и была каким-то лекарством, то, вероятно, очень опасным и наверняка вызывающим привыкание.

— За то, что ты рядом, — неосознанно помогая Драко уменьшить расстояние между их телами, ответила Гермиона, стараясь говорить как можно тише. Она боялась своих мыслей и ощущений в эту секунду, однако отправила возгласы разума на задворки сознания, чтобы ничего не могло помешать болезненному безумию. Слизеринец услышал все предельно отчетливо. Удивленно моргнув, он расплылся в самодовольной улыбке и, прижавшись щекой к виску Гермионы, прошептал:

— Пожалуйста, Грейнджер.