Подвалы твоего сердца (СИ)

Слизеринка не знала, сколько она просидела около своей колыбельки, мерно покачиваясь, словно сумасшедшая. За окном было совсем темно, и голоса Пожирателей в коридорах стихли. Особняк спал, но никому другому как Пэнси было ясно, что этот покой обманчив. Озираясь по сторонам так, будто родные стены были врагами, девушка напряженно думала о том, что ей делать. Самой первой появилась мысль о самоубийстве, потому что волшебница больше не чувствовала в себе сил, чтобы двигаться дальше. Через несколько минут, проведенных в раздумьях о способах суицида, Пэнси поняла, что не сможет лишить себя жизни самостоятельно. Девушка боялась смерти и называла это трусостью. Становиться марионеткой Пожирателей окончательно было еще хуже. Тупик выстраивал стены вокруг окованной цепями неизвестности девушки, и её сердце снова начинало ускоренно биться. Все тело стонало и молило о спасительном забвении, но сознание, словно неумолимый диктатор, оставалось ясным и заставляло Пэнси думать дальше.

Поднявшись на ноги, девушка прошлась по комнате, касаясь пальцами знакомых с детства предметов. Чтобы отвлечься, она начала вспоминать, как в глубокой юности она играла здесь со своими друзьями, пока родители развлекали гостей разговорами и выпивкой. Девушка вспоминала, как спорила с Асторией о том, чья кукла дороже и красивее, помнила свою обиду на Малфоя, когда он отказывался играть с ней в дочки-матери. Картины прошлого были практически осязаемы. Посмотрев на плотную штору, смятую у основания, Пэнси застыла. В её сознании, до этого скрытое многими другими мыслями, вдруг вспыхнуло новое воспоминание. Прямо здесь, у окна, когда-то давно и всего лишь раз стоял маленький Теодор. Родители Пэнси почти не общались с Ноттами, но тогда был какой-то грандиозный прием, и Протеус посетил особняк Паркинсонов вместе с сыном. Теодор не понравился никому из детей, потому что указывал на пустое место и описывал жутких существ, похожих на обугленных пегасов. В детском сознании Пэнси пегасы были блестящие или хотя бы розовые, поэтому она резко пресекла свое общение со странным мальчиком, а её примеру последовали все остальные. Тот вечер маленький Тео провел, спрятавшись за плотными шторами. Больше он в особняке не появлялся, и Паркинсон встретила его лишь на первом курсе в Хогвартсе.

— Теодор, — прошептала девушка, касаясь занавесок пальцами. Сердце пронзила внезапная тоска и тревога. Сколько прошло времени? Протеус приказал ей навестить Нотта!

Пэнси сорвалась с места, попутно ненавидя себя за страх перед Пожирателем. Но перспективы, описанные Ноттом старшим, вдохновляли на послушание. Девушка пыталась передвигаться бесшумным бегом, но не замечала, что у неё не получается. Кажется, сбитое дыхание и тяжелые шаги Пэнси слышали абсолютно все обитатели поместья.

Темнота подвала больше не пугала волшебницу, потому что она познала страхи куда более глубокие и серьезные. Даже не зажигая «люмос», девушка двинулась вдоль по узкому коридору. Последняя дверь нашлась очень быстро.

— Теодор! — прошептала она, хотя подсознательно понимала, что из подвала её услышать никто не сможет. Ответом служила тишина. Кровь в жилах Пэнси застыла. — Теодор! — уже громче произнесла она и, наконец осветив себе путь, схватилась за задвижку. Металл неприятно лязгнул, но слизеринка не обратила на это никакого внимания.

В углу грязной камеры лежало нечто, похожее на скрученную в агонии фигуру человека. Девушка едва не выронила палочку, когда увидела окровавленную руку с вырезанной на ней меткой. Кривые контуры рисунка кровоточили и покрывались темной корочкой, а кожа, едва видимая из-под грязных коричневатых разводов, отдавала мертвецкой бледностью.

— Теодор! — Пэнси рухнула на колени перед телом и нерешительно протянула руку к плечу юноши, лежащего лицом к стене. — Нет! Мерлин, нет! Прошу… — жалобно взмолилась она в пустоту и наконец набралась смелости для того, чтобы перевернуть волшебника. Стоило только волшебнице надавить на плечо Теодора, юноша глухо застонал и рывком отвернулся, что-то невнятно пробормотав.

— Я не стану, — хрипло шептал он, задыхаясь. — Я не дам клятвы! Уходи! Уходи!

— Теодор, — Пэнси поспешно передвинулась, немного расслабляясь от осознания того, что Нотт жив. — Это я, Пэнси…

— Отец… — простонал юноша, изгибаясь в болезненном спазме. — Почему… Почему ты меня ненавидишь? Почему ты её убил? Зачем… — слова перемежались с судорожными вдохами и выдохами. Создавалось такое впечатление, будто кто-то раздирал легкие Теодора, и оттого ему было трудно дышать.