Подвалы твоего сердца (СИ)

Драко сосредоточил взгляд на переносице приближающейся Гермионы, потому что был не в силах встретиться с ней взглядом. Подавляя в себе трусливое желание отступить назад, он сжимал руки в кулаки до боли в костяшках и практически не дышал. Воздух казался чугунным, как и собственное тело. Гермиона остановилась в шаге от него, и Малфой уронил голову, глазами впиваясь в пол. Сердце неистово стучало, а ноги просились в бег, но он стоял на месте, поверженный её медленными движениями. Драко хотел, чтобы она наконец ударила его или обругала самыми последними словами, но только не молчала, черт возьми, не продолжала эту пытку! Но Гермиона медлила совсем не потому, что обдумывала, какой рукой лучше отвесить пощечину. Она смотрела на его подрагивающие плечи, на засохшую около губ кровь, и пыталась понять, почему не может презирать этого человека. Он ведь причинил ей столько боли! Разве не справедливо было бы ненавидеть его? Слишком поздно Гермиона вспомнила, что справедливость и любовь слишком уж часто шли разными дорогами. Этот непреложный закон человеческой природы угнетал её, но ничего поделать было нельзя. Насколько бы ни умна была Гермиона Грейнджер, насколько бы твердыми не были её убеждения, все они оказывались бессильны против одной-единственной вспышки, когда-то зажегшейся внутри её мятежной юной души.

Теплые пальцы коснулись подбородка и заставили Драко поднять лицо настолько, чтобы его глаза встретились с внимательным тепло-карим взглядом. Он попытался отвернуться, но не смог. Её слабая улыбка ошеломила и пригвоздила к месту. Малфой почувствовал, что буквально превращается в статую. Грейнджер улыбалась ему. Он умер или просто сошел с ума? Но оцепенение длилось совсем недолго. Заметив замешательство во взгляде Драко, Гермиона шагнула вперед и порывисто прижалась щекой к его груди. Руки обвили торс, и Малфой вздрогнул, с недоумением смотря на кудрявый затылок. В нос ударил запах корицы, и нечто внутри, замороженное и обездвиженное, взорвалось с диким грохотом сердца.

Он обвил её талию руками сначала неуверенно, пугливо, и прижал к себе. С губ Гермионы слетел судорожный вздох, и Драко, больше не сомневаясь, заключил её в сильные объятия. Касаясь щекой макушки Грейнджер, он все больше сжимал руки, пока не понял, что причиняет боль. Но Гермиона почти не думала о том легком удушье, которое ей дарили сильные руки, заключившие корпус в тиски. По крайней мере, так она была уверена, что больше не одна и Драко не по ту сторону мира, в которой царит лишь боль и темнота. Да, они все еще опасно балансировали на грани пропасти, но все же делали это вместе, и Гермиона никогда бы не подумала, что испытает столько счастья, перенеся ворох невзгод и мучений. Малфоя, разумеется, стоило хорошенько отчитать, но только не сейчас — при всем своем занудстве Гермиона Грейнджер была все же девушкой, и, ко всему прочему, очевидно влюбленной.

Драко больше не думал о том, что недостоин её взглядов, прикосновений и… чувств. Еще минуту назад он боялся рассчитывать даже на жалость, но теперь претендовал на нечто много большее. В его мире, почти полностью разрушенном негативными обстоятельствами и неправильными шагами, посреди обломков благополучия все еще теплилась надежда на возрождение. Гермиона всегда дарила ему множество противоречивых эмоций, так было и сейчас: Малфой был счастлив, но вместе с тем сгорал от тоски. Радость сменялась ужасом скорой разлуки, но не смерти. Что значила гибель такого скверного человека, как он? Мир давно хотел скинуть с себя язвенный балласт, и Драко смирился с этой ролью. К своему тихому удивлению он осознал, что был рожден не для побед. Не было ничего хорошего, что бы он совершил, а список злодеяний — мелких и крупных — превышал все допустимые пределы. Не было ничего, что бы до сих пор удерживало его и привлекало, кроме Гермионы. Она совершенно выбивалась из этой прекрасно построенной морали, и Драко не понимал, в чем заключалась роль Грейнджер. Возможно, именно она, словно божественная помощница судьбы, была призвана привести его к такому концу и оставить умирать. Тогда почему, столкнув его в пропасть, она шагнула следом? Не отвернулась, бросив напоследок презрительный взгляд, не посмеялась, не ужаснулась, узрев уродство его души, но полетела вслед за падающим телом? Драко был обескуражен, но настолько устал размышлять над своей судьбой, что решил не искать поступкам Грейнджер объяснений. И, наверное, даже если бы он все же пытался, то не пришел бы ни к чему более-менее вразумительному. Раз уж сама Гермиона не могла объяснить того, что происходило между ними, оставалось лишь следовать этим слепым эмоциям.