Подвиг

Но Топси съ честью вышла изъ труднаго положенiя и Зося, «ами» Фирса Агафошкина, когда выслушала разсказъ Неонилы Львовны о всхъ подвигахъ Топси, хлопнула себя мокрыми руками по бедрамъ — она стирала Фирсово блье — и, блистая свтло голубыми глазами, воскликнула:

— Алэ яки у насъ Топси, прошэ пани… Тэразъ вшысци о ней бэндонъ мувить…

И точно Топси отличилась на все мстечко. Она шла очень разсянная за Неонилой Львовной. Ея собачья совсть была смущена, Чмъ она такъ провинилась передъ полковникомъ?.. За что ее ругали и били?..

Она принесла какъ всегда газету?.. Что же такое случилось?..

Въ булочной было много народа. Неонила Львовна отобрала шесть простыхъ булочекъ для ужина и три хрустящихъ «круассана» себ для кофе, положила еще въ корзину большой всовой хлбъ и все это сдала Топси. Въ своемъ разсянномъ съ утра состоянiи Топси и не замтила, какъ старуха вышла лзъ булочной. Топси выскочила на улицу съ корзиной въ зубахъ и посмотрла по сторонамъ. Нигд не было видно старухи. Топси вернулась обратно, поставила корзину въ углу и сла рядомъ. Она думала: — «дождусь». Но сейчасъ нсе сообразила, что «мамочка» могла пойти рядомъ въ мясную. Топси выскочила было снова, но тотчасъ и вернулась.

«Разв можно въ теперешнее время оставить корзину съ булками?… Нынче народъ такой ненадежный. Вотъ, хоть взять того же Лимонадова? Съ газетой это непремнно онъ что нибудь подстроилъ. Пакость какую нибудь сдлалъ!.. Свиснетъ кто нибудь у меня корзину, а я отвчай… Люди!.. Они такiе!.. Отъ нихъ всего можно ожидать!..»

Булочникъ заинтересовался поведенiемъ собаки. Онъ, казалось, читалъ ея мысли. Это онъ все потомъ и разсказалъ «мадамъ Олтабассоффъ».

Топси между тмъ снова взяла корзину въ зубы и пошла съ нею искать Неонилу Львовну. Она, не входя въ мясную, оглянула глазомъ покупателей. Неонилы Львовны тамъ не было. Дошла до мелочной «?рiсеriе», тамъ Неонила Львовна всегда брала масло. Нтъ… И тамъ не было старухи. Топси постояла у дверей въ раздумьи и пошла обратно въ булочную.

«Хватится меня, а не меня, такъ булокъ и придетъ «мамочка» обратно въ булочную. He пойдетъ она до мой безъ своихъ хрустящихъ круассановъ. Теперь, когда вс ушли, самое то старухино счастье начинается. Усядется съ газетой и станетъ кофеи распивать».

Топси поставила корзину въ самый уголъ и легла рядомъ.

И точно — Неонила Львовна вернулась. Булочникъ разсказалъ ей вс собачьи маневры, и старуха ласкала собаку, впрочемъ не столько за ея умъ, сколько въ отместку за побои полковника. Они шли вмст подъ мелко сющимъ дождемъ. Старуха подробно разсказывала собак, какое наказанiе для нихъ всхъ отъ тупого солдафона полковника и какъ онъ сегодня былъ несправедливъ къ Топси, а та слушала ее, поднимая временами на нее жолтые топазы своихъ глазъ и настораживая уши. Топси хотлось все разсказать про Лимонадова, да какъ скажешь, когда во рту тяжелая корзина съ провизiей и совсмъ не умешь говорить по человчески? Вилять хвостомъ?… Направо и налво?… Но это только Александръ Ивановичъ Купринъ знаетъ «пуделиный языкъ», а мамочка — та ничего не пойметъ».

Дома опять были разсказы про Топсинъ умъ… Восторговъ было не обобраться. Нифонтъ Ивановичъ сказалъ: — «Экiй умъ Господь всякой твари послалъ».

Фирсова «ами» цловала собаку и повторяла: — Алэ яки у насъ Топси, панъ Нифонъ, тэразъ вшысци о ней бэндонъ мувить.

VIII

Задолго до того, какъ рзкою, надодливою, заливистою трелью по всему сквозному домику зазвучалъ будильникъ Мишеля Строгова, когда еще было темно на двор, и бдный разсвтъ не могъ пробиться сквозь туманы дождевой стки — жолтымъ огнемъ засвтились узкiя окна маленькаго подвальчика и на крыльц появился старый Нифонтъ Ивановичъ.

Онъ въ черномъ пальтишк, надтомъ поверхъ грубаго холщевого блья — еще съ Дона — въ деревянныхъ, французскихъ башмакахъ «сабо» на босу ногу и съ непокрытой головой. Щуря узкiе глаза, онъ подставляетъ лицо, лобъ и волосы холоднымъ каплямъ и жмурится, вглядываясь вдаль. Лучшее умыванiе — Божья роса.

Въ мутныхъ проблескахъ свта его взоръ упирается въ высокую стну изъ тонкихъ плитокъ бетона сосдняго дома, видитъ блеклыя черныя георгины и голыя сирени въ палисадник, простую желзную ршетку, калитку и чуть блющее пятно жестяного ящика для писемъ.

Онъ тяжело вздыхаетъ.

«А дома то что?» — съ тоскою думаетъ онъ. Съ отвращенiемъ вдыхаетъ утреннiй воздухъ и, несмотря на свжесть, широкими ноздрями большого носа ощущаетъ запахъ керосиновой и бензинной гари. Онъ слышитъ греготанiе большого города, мiровой столицы, Вавилона ужаснаго.