— Мы все приберемъ посл, дорогая Ольга Сергевна, пожалуйста, не безпокойтесь… Станичникъ, — обратился Ротовъ къ Нифонту Ивановичу, — нельзя ли у васъ тутъ нсколькими кирпичами разжиться?
Нифонтъ Ивановичъ, живо заинтересованный господской затей быстро спустился къ себ и принесъ шесть крипичей.
— Такъ довольно будетъ, ваше высокоблагородiе?
— Отлично, — распоряжался какъ въ своемъ собственномъ саду Ротовъ. — Вотъ онъ и Ферфаксовъ и съ углями.
— Но, господа, — пробовала еще протестовать Ольга Сергевна, но приходъ новыхъ гостей отвлекъ ее.
Полковникъ Ферфаксовъ съ женою Анелей и съ ними громадный полковникъ Амарактовъ, теперь булочникъ и музыкантъ, когда то лихой командиръ броне-позда проходили въ калитку. На Ферфаксов, какъ и на Амарантов были надты новенькiе костюмы, оригинальнаго покроя, и Ольга Сергевна сейчасъ же обратила вниманiе на ихъ платье. На нихъ были совершенно одинаковые пиджаки, что ничего бы особеннаго не представляло: — Русскiе офицеры вс боле или мене одинаково одвались, но Ольгу Сергевну поразило то, что костюмы ихъ были — и это она сразу своимъ женскимъ глазомъ подмтила и оцнила — не изъ дешеваго «бженскаго» матерiала построены и не были куплены въ универсальномъ магазин готоваго платья, или на открытомъ рынк, гд покупали они всегда, но сшиты изъ прекраснаго англiйскаго темно-синяго сукна и у хорошаго портного. И покрой ихъ былъ особенный. Это были штатскiе пиджаки, но было въ нихъ что то военное. Юбка была шире и длинне, и карманы были большiе. Воротъ былъ мало открытъ, за нимъ немного были видны тоже одинаковыя сро-синiя рубашки и одинаковые галстухи синяго цвта съ узкой серебряной дорожкой.
— Что это, господа, вы точно въ форм?… Разв вы одного полка?
— Ну какъ, — здороваясь съ Ольгой Сергевнойг отвчалъ Ферфаксовъ. — Я коренной Заамурецъ, а Викторъ Павловичъ — лихой двнадцатой, Калединской.
Видъ у Ферфаксова былъ какой то хитрый и таинственный. Подъ мышкой онъ держалъ большой пакетъ съ древеснымъ углемъ.
Ольга Сергевна хотла еще попытаться протестовать противъ шашлыка въ ихъ садик, но въ калитку входили Дружко и молодой князь Ардаганскiй. Надо
было принимать ихъ. Князь Ардаганскiй — Михако — его вс такъ звали несъ коробку съ пирогомъ. Онъ былъ тоже въ такомъ же синемъ полувоенномъ костюм, только галстухъ у него былъ безъ серебряной строчки.
— У тебя, Георгiй Димитрiевичъ, совсмъ, какъ на войн, - говорилъ красивый Парчевскiй. — Знаешь у какой нибудь халупы… А эти — онъ кивнулъ на дда и внука Агафошкиныхъ — ну право, какъ деньщики изъ запасныхъ «дядей» и молодыхъ «бло-билетчиковъ»… Да вотъ оно какъ!.. И это во Францiи?… Шашлыкъ?…
А вдь и правда шашлыкъ!..
— Господа, — командовалъ Ротовъ, — прошу какую нибудь папку, чтобы раздувать уголья.
Нифонтъ Ивановичъ, уже соорудившiй между поставленными на ребро кирпичами маленькiй костерчикъ изъ бумаги и щепокъ, сейчасъ же отозвался.
— He хорошо будетъ, я кусокъ подошвенной кожи принесу?
— Отлично, станица.
Ферфаксовъ насыпалъ на костеръ уголья.
— Господа, только пожалуйста безъ помощниковъ! Ротовъ скинулъ съ себя пиджакъ и, широко разставивъ ноги надъ угольями, большимъ лоскутомъ твердой желтой кожи раздувалъ огонь. Душнымъ жаромъ несло отъ еще черныхъ углей.
— Можетъ быть, Нико, вамъ помочь, нанизать мясо на вертела, — сказалъ Парчевскiй.
— Никакихъ помощниковъ, сейчасъ и готово. — Это почти-что, какъ балетъ. Дэвочки съ дэвочкамъ танцуютъ, а малшиковъ почти-что нэтъ!
Откинувъ въ сторону подошвеныую кожу, Ротовъ зажалъ подъ локоть ампутированной руки стальные вертела и ловко здоровой рукой началъ низать сочные, розовые куски баранины. Сало текло по его пальцамъ. Онъ ихъ отиралъ полотенцемъ, лежавшимъ на его колняхъ.
— Огонь все очищаетъ. На огн все сгараетъ. — приговаривалъ онъ.
Нифонтъ Ивановичъ замнилъ его надъ угольями, которые уже начинали краснть. Гости толпились около костра. Ротовъ накладывалъ на кирпичи вертела, и своеобразный запахъ поджариваемой баранины шелъ отъ нихъ.
— Какъ это мн Владикавказъ напоминаетъ, — сказала Лидiя Петроiвна.
— А мн Константинополь… Помните эти маленькiя улички вечеромъ, — сказала Ольга Сергевна и тяжело вздохнула.
Пестрыя воспоминанiя рождались въ головахъ и исчезали вмст съ восточнымъ запахомъ поджариваемаго мяса.
— Господа, прошу садиться. Ольга Сергевна, пожалуйте тарелки, — командовалъ Ротовъ.