Подвиг

Капитанъ Немо досталъ съ ночного столика часы. Было безъ четверти пять. Капитанъ Немо всталъ, зажегъ огни и тщательно одлся. Онъ продлалъ короткую гимнастику, потомъ прошелъ изъ спальни въ небольшой кабинетъ, дверь котораго была всегда подъ ключомъ и куда, кром довреннаго слуги француза, никто не допускался.

Тамъ онъ остановился передъ изображенiемъ той, кому онъ отдалъ вс свои помыслы, все свое состоянiе и трудъ.

Громадная двадцативерстная карта Россiи, испещренная значками и наклейками висла передъ нимъ на стн.

Капитанъ Немо долго стоялъ передъ ней и молитвенное выраженiе не сходило съ его лица.

— Да, — это такъ, — тихо сказалъ онъ. — Это и есть главное… Все… Для чего жить и умереть… А то?… Глупости… И, если кто узнаетъ, найдутъ смшнымъ…

Онъ оторвалъ свой взглядъ отъ карты и подошелъ къ небольшому дорогому бюро краснаго дерева въ драгоцнной старинной рзьб. Онъ открылъ это бюро и выдвинулъ ящикъ. Въ немъ, въ рам темно зеленаго бархата, подъ граненымъ стекломъ лежала увеличенная фотографiя снимка, сдланнаго съ амазонки въ лсу. Стройная двушка сидла на прекрасной лошади. Какъ ни мала была голова на снимк, можно было разобрать тонкiя и красивыя черты ея лица.

Капитанъ Немо долго смотрлъ на это изображенiе.

«Когда то», — думалъ онъ, — «мы, трое кадетъ, любили ея мать… Я о своей любви скрывалъ. Ушелъ въ науку. Два другихъ горли въ любви къ ней. Ранцевъ былъ съ нею счастливъ. Это его дочь. И надо же такъ быть, что мимолетная встрча, короткiй разговоръ и люблю… Люблю… Люблю… Потому что это же она, наша королевна Захолустнаго Штаба, наша милая, милая Валентина Петровна, только гораздо красиве и кажется безъ ея недостатковъ захолустнаго армейскаго воспитанiя… Къ чему это?… Знаю, что ни къ чему… Знаю, что сейчасъ я, какъ влюбленный гимназистъ, но никому, никому не доврилъ бы тайны, а ей скажу… He все, скажу, но скажу, что живъ ея отецъ и скажу, что мы длаемъ… Почему, зачмъ?… Да потому, что если бы этого не было, уже очень сталъ бы я черствымъ. И вотъ и у меня глупая, не открытая, ненужная и поздняя любовь»…

Капитанъ Немо захлопнулъ ящикъ и заперъ бюро на ключъ.

«Маленькая слабость большихъ людей».

Гд то за стною часы пробили пять. Капитанъ Немо пошелъ въ рабочiй кабинетъ. Тамъ, занимая всю стну передъ двумя окнами стоялъ широкiй чертежный столъ. На немъ, въ большомъ порядк, были положены папки съ бумагами. Угломъ къ нему былъ такой же столъ, гд была укрплена доска съ чертежами, прикрытыми тонкой папиросной бумагой.

«Да», — подумалъ Долле, слегка приподнимая бумагу и разглядывая изображенный на ней чертежъ аэроплана. Въ углу тонко карандашемъ были сдланы выкладки. «Какъ долженъ я быть благодаренъ старому профессору Жуковскому. Это онъ вдохнулъ въ меня непоколебимую вру въ науку. Онъ въ своей аэродинамической лабораторiи предвидлъ возможность полетовъ, гораздо раньше, чмъ вс эти Блерiо и другiе стали летать… Онъ математикой выработалъ теорiю устойчивости и приземливанiя… Я передалъ свои знанiя летчику Аранову, и мы создали то, что никому еще и не снилось…

Капитанъ Немо, нсколько минутъ внимательно разсматривалъ выкладки цифръ въ углу чертежа, поправилъ въ нихъ, стеръ резинкой и снова написалъ.

— Надо будетъ проврить въ мастерской… Если бы это было въ Россiи, какъ легко было бы работать!.. Съ этими людьми бда… Зажгутся, работаютъ, какъ маленькiе генiи, понимаютъ все съ полуслова, а потомъ, вдругъ, какая то подозрительность… И работа стоитъ недлями… И везд надо скрываться, везд тайна… Обманъ… и я не я, а капитанъ Немо… Даже глупо какъ то…

Капитанъ Немо снялъ съ руки золотые часики браслетъ и, положивъ ихъ на большой столъ, сталъ разсматривать бумаги. Временами онъ поглядывалъ на часы. Когда было безъ четверти шесть, онъ надавилъ пуговку электрическаго звонка.

Лакей безшумно открылъ дверь и внесъ подносъ со стаканомъ чая и хлбомъ съ масломъ.

Капитанъ Немо пальцемъ показалъ куда поставить подносъ и, не отрываясь отъ бумагъ, сказалъ:

— Monsieur Richard, est venu…

— Oui monsieur.

— A господинъ Ранцевъ?

— Собираются узжать.

— Задержите господина Ранцева. Попросите ко мн господина Ришара.

— C'est entendu, monsieur.

Въ т пять минутъ, что прошли посл ухода лакея и пока снова не постучали въ двери Немо усплъ закончить свой несложный завтракъ.

— Мосье Ришаръ?… — спросилъ Немо на стукъ.

— Да.

— Пожалуйте ко мн.

Высокiй бритый французъ съ сухимъ безстрастнымъ лицомъ секретаря большого человка вошелъ въ кабинетъ. На немъ былъ темно синiй пиджакъ особаго покроя и сро-синяя рубашка съ голубымъ галстухомъ съ двумя серебрянными дорожками.

— Здравствуйте, мосье Ришаръ.

— Здравствуйте, господинъ инженеръ.

Дальше разговора не было. Немо быстро передавалъ бумаги и чертежи секретарю.

— Въ чертежную, генералу Чекомасову… На заводъ… Въ химическую лабораторiю, господину Вундерлиху… Господину Лагерхольму… Отъ капитана Ольсоне есть что нибудь?

— По нашему радiо сегодня ночью передалъ, что можно начинать погрузку. «Немезида» готова. Вс бумаги въ порядк. Пропускъ полученъ.