— Сталинъ!.. Ты слышалъ?… Молотовъ и Зиновьевъ, вы слышали?… Ворошиловъ, Буденный, Тухачевскiй, Блюхеръ, вы вс, красные тираны Русской земли, вы слышали всё это?… Русскiй народъ, вс, кто слышали, скажите тмъ, кто не слышалъ: — «Коммунизмъ умретъ — Россiя не умретъ»… Вы слышали Русскiй гимнъ, вы слышали настоящую команду, вы слышали молитву православныхъ Русскихъ людей, вы слышали о чемъ думаютъ, чему и какъ они кричатъ ура… Жива Россiя!.. He сломить вамъ ее вашими грязными продажными руками… Идетъ месть… He сдобровать вамъ!.. Русскiй народъ къ теб идутъ освободители… Терпи — терпть осталось немного!.. Жди — ждать осталось недолго!..
Было что то таинственное и страшное въ эти мгновенiя на палуб «Мстителя». Будто вмст съ радiо-волнами потянулись далеко на востокъ, гд давно уже наступилъ день какiя то незримыя, но явно ощущаемыя нити. Он связали, пока еще тонкими, легко разрываемыми путами этотъ маленькiй плавучiй городокъ подъ Русскимъ Андреевскимъ флагомъ съ необъятными просторами великой Россiи, стонущей подъ красными тряпками кроваваго третьяго интернацiонала.
Радiо-прiемникъ былъ закрытъ.
Мертвая тишина стояла на палуб «Мстителя». Въ этой тишин сухо, четко и очень оффицiально прозвучали слова, сказанныя Ранцевымъ:
— Начальникамъ всхъ степеней прибыть къ восьми часамъ въ каютъ-компанiю. Въ восемнадцать часовъ всмъ собраться безъ оружiя на верхней палуб… Разойтись…
Рота повернулась налво и рядами стала спускаться на батарейную палубу. Было слышно только поскрипыванiе новыхъ сапогъ, рипнiе кожаной аммуницiи, да
иногда кто нибудь на порог люка неловко стукнетъ прикладомъ.
Нордековъ шелъ сзади роты. Въ сущности случилось то, о чемъ онъ вс эти годы мечталъ. Гд то въ глубин робкiй духъ шепталъ лукавыя рчи. Значитъ:
— и точно — нтъ никакого кинематографическаго общества «Атлантида», но они призваны спасать Россiю отъ коммунистовъ.
Съ ротою въ триста человкъ?…
He авантюра-ли?…
И было страшно, смутно и жутко на душ у Нордекова.
XXX
Въ каютъ компанiю собрались задолго до восьми часовъ. Были хмуры, молчаливы и задумчивы. Всмъ такъ хотлось курить, говорить, обмняться впечатлнiями утра и вс, или молчали, или говорили о пустякахъ. И только всегда бодрый и веселый Парчевскiй, стоявшiй рядомъ съ Нордековымъ, шепнулъ ему со-всмъ тихо, такъ чтобы никто не могъ его услышать:
— Признайся: — думаешь, а попали мы таки въ грязную исторiйку?
Нордековъ сердито пожалъ плечами. Парчевскiй угадалъ его мысли.
Посл не всегда сытой, но всегда спокойной и безотвтственной жизни заграницей, вдругъ сразу, въ это тихое, iюньское утро въ Атлантическомъ океан, передъ ними всталъ во всей сложности и опасности вопросъ о борьб за Россiю.
Сколько разъ думали объ этомъ, сколько разъ обсуждали этотъ вопросъ въ Парижскихъ мансардахъ подъ раскаленными крышами, въ сизыхъ облакахъ табачнаго дыма, сколько разъ слушали на эту тему красивыя хлесткiя рчи на собранiяхъ и банкетахъ, но никогда этотъ вопросъ не предполагалъ дйствiя. Мало кто думалъ, что вотъ именно — это «я», своею шкурою, буду пробивать дорогу въ Россiю. И «ура» кричали, и въ врности вождямъ клялись — все съ тмъ большимъ пыломъ, чмъ дальше были отъ исполненiя этихъ клятвъ.
Ихъ триста вооруженныхъ человкъ, идущихъ на простомъ пароход, вооруженномъ пушками Гочкисса!
Тремя стами человкъ освободить Россiю отъ большевиковъ съ ихъ громадной красной армiей, съ ихъ одичалымъ, милитаризованнымъ народомъ, гд даже женщины вооружены на защиту совтовъ. Идти бороться съ краснымъ воздушнымъ флотомъ, поставленнымъ нмцами, идти бороться въ государство съ непревзойденнымъ шпiонажемъ, сыскомъ и агитацiей, имющее въ резерв весь мiръ, ненавидящiй Россiю и недопускающiй возможности возстановленiя въ ней Императорской власти. Идти опредленно съ монархическими лозунгами?!
He сумасшествiе ли это?… He попали ли они въ руки фанатика, полоумнаго, который только понапрасну погубитъ ихъ?…
Посл душевнаго подъема на разсвт, вызваннаго трогательной и красивой церемонiей подъема Русскаго флага, посл музыки и слова, сказаннаго въ радiо, наступила въ этихъ истерзанныхъ, измученныхъ, столько разъ обманутыхъ въ ихъ надеждахъ душахъ естественная реакцiя. Такъ опошленное, но и такъ часто повторяемое въ эти тринадцать лтъ слово — «авантюра» — шло на умъ не одному Нордекову. Подвигъ, къ которому ихъ призывали, казался невыполнимымъ, a потому и безполезнымъ и ненужнымъ.
Но вмст съ тмъ боялись въ переживаемыхъ чувствахъ признаться самимъ себ, боялись, что другой угадаетъ, что творится на душ, и потому молчали.
Ровно въ восемь часовъ по корридору, идущему къ каютъ-компанiи раздались быстрые, четкiе шаги, портьера, отдлявшая каютъ-компанiю отъ прохода широко распахнулась и въ ней появился, какъ въ рам тотъ таинственный человкъ, именемъ котораго и волей вс они были здсь собраны.