Подвиг доктора Бушуева

— Она ещё девочка, в институт нынче поступать хотела, — живо перебила хозяйка.

— Вот и хорошо, назовётся женой, меньше подозрений будет.

Женщины испуганно смотрели на доктора.

— А разве есть-какие-то подозрения? — шёпотом спросила старшая.

— Как вам сказать…

— Прямо говорите.

— Обычно мне положено разгадывать болезни, и вот по его ожогам не трудно догадаться, что обгорел он не в сарае, а скорей всего с бензином дело было связано.

— А мы совсем не подумали об этом. Что же делать?

— Нужно придумать что-то другое, чтобы комар носа не подточил…

Хозяйка немного помолчала, потом решительно начала:

— Товарищ доктор, мы верим вам, верим, Фёдор Иванович, иначе не пошли бы к вам. Посоветуйте, что делать? Он совсем не муж мне, а лётчик, наш советский лётчик Сергей Дмитриевич Казаков. Его сбили. Самолёт загорелся. Мы всё видели, мы нашли его в лесу, а ночью сюда принесли. Мы сперва сами лечили, а ему всё хуже и хуже, — откровенно рассказывала она, с надеждой глядя в глаза врачу.

— О нём кто-нибудь из соседей знает?

— Нет, никто не знает. Мы живём на отшибе.

— Ну, а вы сами знаете приказ коменданта, что за укрывательство советских военнослужащих — расстрел?

— Знаем, Фёдор Иванович, читали, — вздохнула женщина. — Да разве могли мы бросить своего человека…

— Это верно, нельзя бросать своего человека, — одобрительно подтвердил Фёдор Иванович, восхищённый мужеством этих простых русских женщин.

«Спасти, во что бы то ни стало спасти лётчика, — пронеслось в голове Фёдора Ивановича. — А как спасти? Придётся ходить сюда ежедневно… Хотя нет, нужно положить Казакова в больницу. Но в больницу могут заглянуть гестаповцы, и если они обнаружат советского лётчика, и его и тебя расстреляют, — прозвучал внутренний предостерегающий голос. — Женщины не побоялись расстрела, женщины придумали версию, а разве ты сам не сможешь придумать? Сможешь и должен! В больнице Казакову будет лучше — всегда на глазах. Можно раздобыть лекарства, главное — сульфидин и глюкоза. Попрошу Майю, она достанет… Только в больницу, другого пути нет», — решил Фёдор Иванович и вслух сказал:

— Вот что, дорогие товарищи, надо положить лётчика ко мне в больницу.

Заметив протестующий взгляд хозяйки, он убежденно продолжал:

— Там ему будет лучше. Прошу не беспокоиться, всё обойдется хорошо. Он выздоровеет. По крайней мере я сделаю все, чтобы поставить его на ноги.

— А это не опасно лечить Серёжу в больнице? — забеспокоилась хозяйка.

— Откровенно говоря, сейчас в городе нет безопасных мест, — ответил доктор. — Будем вместе стараться, чтобы сохранить Казакова. Попытайтесь незаметно переправить его ко мне, хорошо бы на лошадке увезти, и днём, потому что ночью можно нарваться на патруль.

— Сделаем, Фёдор Иванович, — согласилась хозяйка. — У нашего дяди есть лошадь. Попросим и скажем, что нужно кое-какие вещи свезти на рынок. Спрячем Серёжу в бричке и привезем к вам.

— Вот и отлично. Завтра жду вас, — сказал на прощание Фёдор Иванович.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

Однажды хмурым осенним днём к больничному бараку несмело подошёл молодой мужчина, одетый в потёртое бобриковое пальто. На голове у него была истрёпанная клетчатая кепка, на ногах истоптанные порыжевшие ботинки с загнутыми кверху носками. Мужчина с минуту постоял, недоверчиво оглядываясь по сторонам, затем шагнул к двери.

В коридоре первой увидела пришельца Майя. Она сперва не обратила на него внимания, по-видимому, думая, что пришёл на приём больной, а потом ахнула, узнав доктора Безродного.

— Матвей Тихонович? — испуганно воскликнула она.

— Майя? Ты здесь? А я не думал… А я не надеялся, — сбивчиво бормотал гость, боясь приблизиться к ней. — Ты не уехала?

Поражённая этой неожиданной встречей, Майя молчала, не в силах вымолвить слова.

Доктор Безродный перед войной работал в городской больнице. Молодой врач был на хорошем счету у Фёдора Ивановича как человек трудолюбивый и несомненно способный. Среди больничного персонала Безродный выделялся педантичной щеголеватостью — всегда модно и со вкусом одевался, зимой и летом ходил в перчатках, оберегая свои руки. Если кто-нибудь из больничных медиков пытался незлобиво подшучивать над безродновской щеголеватостью, Фёдор Иванович непременно вставал на защиту врача, говоря, что опрятность — это качество, которое только украшает хирурга.

В первый день войны доктор Безродный был мобилизован в армию и сразу ушёл на фронт.

И вот сейчас, почти неузнаваемый в своем непривычном одеянии, постаревший и какой-то жалкий, он стоял перед Майей.

Проходивший по коридору Фёдор Иванович, как и Майя, сперва не обратил внимания на гостя.

Его остановил Безродный.

— Фёдор Иванович, не узнаёте? — с обидой сказал он.

— Матвей Тихонович? — удивился ошеломлённый доктор Бушуев. Он шагнул было к гостю, но остановился и, строго, сдвинув широкие брови, официальным тоном проговорил: — Как прикажете понимать ваше появление здесь, коллега?

Безродный опустил голову. Было заметно, что ему невыносимо трудно отвечать на этот прямой и неприятный вопрос.