Подвиг доктора Бушуева

— Ну что ж, давай, брат, строить. Строить — это хорошо, строители — самый почётный в мире народ. А ну-ка покажи, что у тебя имеется, — Фёдор Иванович присел на табуретку и стал внимательно рассматривать ребячье богатство — игрушки.

— Это пароход, а это пушка, — доверчиво пояснял мальчик.

— Эге, да ты богатый человек, Филя.

Мальчик неожиданно расхохотался.

— А я совсем не Филя, а Вова, не Филя, а Вова! — сквозь смех выкрикивал он.

— Да, да, помню — Вова, Владимир… Извини, брат, ошибся, — с неловкой улыбкой проговорил Фёдор Иванович. Сейчас он думал о Фильке, сейчас он припомнил, как вот так же строил с сыном на полу домики, как возился с ним.

Где он теперь, его Филька?

Нестерпимая острая тоска сдавила сердце, полынно-горький комок подполз к горлу.

А Вова тараторил о чём-то своем, смысл его слов смутно доходил до сознания доктора.

С ведром в руках вошла хозяйка. На ней была старая, вся в заплатах кофта, ситцевая с подоткнутым подолом юбка.

— Ой! — смущённо воскликнула Елена Степановна, одёргивая юбку, и скороговоркой сообщила: — А я у офицеров полы мыла. Уж такие свиньи, грязь хоть лопатой выгребай.

— Да, пришли, пакостят, а нам убирать приходится.

— Что поделаешь, — вздохнула хозяйка, — жить чем-то надо…

Фёдор Иванович сказал, что заглянул на минутку к Вове — своему старому пациенту. На самом же деле в мыслях у него было совсем другое: быть может, разбитной хозяйке посчастливилось узнать что-нибудь о партизанах. Он даже подозревал, что она не одна ухаживала за раненым красноармейцем, надёжно упрятанным в погребе. Быть может, именно отсюда поведет ниточка к тем, кого он так настойчиво ищет. Ведь настанет же время выздоровления и красноармейца и лётчика Казакова, а что с ними делать потом? Он как-то сказал Майе о своем желании найти партизан и услышал странный ответ: «Если вы им понадобитесь, они сами найдут вас». Хорошенькое дело! Жди, когда понадобишься. А если они обойдутся без него? Нет, подобное ожидание не устраивало Фёдора Ивановича.

Разговор с Еленой Степановной не клеился. Они говорили о дороговизне на рынке, о приближающихся холодах.

— Голуби прилетели, на сарае сидят, — как бы между прочим сказала хозяйка.

Мальчик вскочил на ноги. Глазенки у него заблестели.

— Мама, я пойду посмотрю.

— Сейчас одену тебя. Выйди, сынок, посмотри.

Когда Вова скрылся за дверью, Елена Степановна начала:

— Фёдор Иванович, посоветуйте, что делать? Парень-то ваш красноармеец почти совсем выздоровел, мается в темноте. Скажите, куда отправить его. Может, знаете о партизанах? К ним ему хочется.

Фёдор Иванович развел руками.

— Вас я хотел спросить о том же, о партизанах.

— Есть они! Офицеры-то, которые в моем доме живут, каждую ночь трясутся, боятся они партизан. А парень-то наш говорит — сам уйду в лес. Боязно мне за него: на ноги подняли, а дальше как же?

— Пусть повременит, что-нибудь придумаем, — ответил доктор, хотя сам ещё толком не знал, что придумать. Главное, найти надёжных людей. Он уже подумывал о том, чтобы съездить кое в какие сёла, особенно в те, окруженные лесами. Там наверняка знают о партизанах, там у него много знакомых — бывших пациентов.

— А что я слышала, Фёдор Иванович, Москва говорила.

— Москва? — встрепенулся он.

Соколова горячим шёпотом продолжала:

— Сегодня мою полы и смотрю — никого нет в доме, а на тумбочке их офицерский приёмник стоит. Не утерпела, уж так мне хотелось Москву послушать. Подошла я ни жива, ни мертва, включила и вдруг слышу: «Внимание, говорит Москва». У меня аж сердце зашлось…

— Что? Что передавали из Москвы? — нетерпеливо спросил он.

Елена Степановна улыбнулась.

— Песни передавали да такие весёлые, такие душевные, настоящие наши, русские… Жива Москва, раз песни передаёт.

В эти дни фашистское радио безудержно трубило о том, что столица большевиков полностью окружена и вступление туда немецких войск — дело нескольких дней, что по приказу фюрера войска ждут, когда в Москве стихнут пожары, чтобы, часом, не закоптились парадные мундиры «победителей».

«А Москва поёт, значит она действительно крепко держится», — думал по дороге домой Фёдор Иванович. Он попросил Соколову, чтобы она осторожненько послушала в следующий раз сводку Информбюро. Та согласилась.

Вечером Фёдор Иванович поделился с Маей своими затруднениями: он с помощью храброй женщины вылечил раненого красноармейца, а теперь не знает, куда девать парня.

— Хозяйка просила у меня совета, а что я мог посоветовать, — откровенно признался он.

— Трудно советовать, — согласилась Майя и как бы между прочим поинтересовалась: — А кто она, эта хозяйка?

— Есть такие в городе, — с гордостью отвечал он. — Посмотришь, как будто самая обыкновенная, а душа у неё богатырская.

— Всё-таки кто она? — допытывалась Майя. — Впрочем, понимаю, ваша тайна, не доверяете мне, — обиделась она.

— Что ты, Майя, я тебе вполне доверяю, — и Бушуев назвал имя Соколовой.

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

На следующий день Майя сказала Фёдору Ивановичу:

— Хочу пригласить вас к одному больному.