Подвох

– Моя дядя был хорошим человеком, – с доброй улыбкой ответил Маркус. – Простодушным и очень человечным что ли. Не появись в нашей семье эта змея, никто бы не пострадал.

Стефания часто заморгала.

– Когда отец сообщил мне о своих намерениях, я потерял покой. Несколько дней я хранил в себе эту мерзость. Не мог смотреть на счастливую мать, на уверенного в будущем компании деда, на дядю, который так же, как и мама, не догадывался о том, что его семейное счастье лишь глупая иллюзия. И, конечно, я не мог видеть влюбленную парочку. Мне казалось, что их переглядывания за столом слишком очевидны. Я не понимал, как этого никто не замечал. Моя злость… – Он внимательно взглянул на Стефанию и нахмурил брови. – Я чувствовал, как она расползается по мне. Припомнил, наверное, каждый момент в детстве, когда отец, ссылаясь на работу, отказывался от каких-то игр со мной, от катания на велосипеде, от разукрашивания огромных плакатов для дедушки, когда тот возвращался домой из командировки – от всего того, чем хочет заниматься сын со своим папой. Я понимал, что каждое его «нет» означало «да» для этой мрази. Когда все разошлись по комнатам после рождественского ужина, мой отец позвал меня в кабинет и спросил, всё ли со мной в порядке? Я высказал ему всё, что думаю о его отношении к семье, о диких планах и о его шлюхе. Это вкратце, – усмехнулся Маркус, опустив глаза. – А потом, как в самом банальной драме, с перекошенным от ужаса лицом в кабинет зашел мой дядя. Он услышал всё то, что я сказал. Он молча смотрел на отца несколько долгих минут, а потом просто ушел. В тот момент я вздохнул от облегчения потому, что теперь не я один знал об этом…

– Я понимаю, – прошептала Стефания, опустив руку на его колено. – Что случилось потом?

– Ламмерт Ротман запаниковал. Вылетел из кабинета вслед за братом и…я не видел их больше. Живыми.

– Маркус…

– Когда я решил спрятаться от надвигающегося скандала в своей спальне, по пути напоролся на тетку. Она назвала меня «ничтожеством», испортившем им всю их жизнь и планы. Не появись я на свет, она бы сейчас жила с мужчиной, которого по-настоящему любит. И много всего подобного… Видимо, дядя решил уехать из дома, просто прокатиться на машине, проветрить мозги, но отец хотел всё объяснить ему и отправился с ним… В общем, через час или около того нам сообщили, что они разбились. Я не знаю, что там у них произошло, но точно уверен, что в случившемся есть моя вина. И очень большая. Собственно, лживая вдова напоминала мне об этом несколько лет подряд, пока однажды я не схватил её за горло и не приказал заткнуться, запугав тем, что лишу её и сыночка всего, что они имели. На самом деле, я понятия не имел, как это сделать, но точно был уверен, что приложил бы все силы для этого. Единственная причина, по которой я так и не рассказал об этом – мама. Я боялся, что она не переживет правды. Она слишком любит свою идеальную семью.

Стефания забралась на его колени и обняла так крепко, что собственная косточка в руке громко хрустнула.

– То, что ты рассказал мне сейчас, – шептала она в его шею, – это…страшно, Маркус. Пожалуйста, только не вини себя в случившемся. Уж кто-кто, а ты здесь совершенно не при чем. – Чуть отпрянув, Стефания взглянула в его блестящие глаза. – Даже если твой отец и эта женщина любили друг друга, то они должны были найти в себе смелость быть честными по отношению к близким людям. Но я не думаю, что их чувства были настоящими.

– Они длились столько лет. Как они могут быть не настоящими?

– Потому, что женщина, которая действительно любит мужчину, никогда не скажет его ребенку ничего плохого… – Стефания с трудом сдержала в себе слезы, вспомнив, как назвала Маркуса «ничтожеством» тогда в лифте. Она вспомнила его огненный взгляд и только сейчас поняла, почему его ярость имела такие кроваво-насыщенные цвета. – Не пожелает ничего дурного и не будет обвинять в собственных неудачах. Это мерзко и говорит исключительно о подлой и грязной душе человека.

– Почему ты плачешь? – спросил Маркус, осторожно убирая с её щеки непослушную слезу. – Стеша? Успокойся…

– Я вспомнила, как…

– Что? – озадачено заглянул он в её глаза.

– Первое, что я сказала тебе, когда мы встретились в лифте – «ничтожество». Это ужасно…

– Стеша, – улыбнулся Маркус и крепче прижал её к себе. – Если бы ты не сказала этого, я бы не обратил на тебя внимание.

– Это не смешно… Это вообще не смешно, Маркус.

– Тогда нет, а теперь – да.

– Прости меня…

– Милая, это такая глупость. Успокойся, пожалуйста.

– После твоего рассказа – вообще не глупость, – буркнула она себе под нос. – Постой… А как же… – Стефания смахнула слезы и внимательно взглянула на Маркуса. – Если твой отец собирался бросить всё, что связано с делами компании, то как они собирались жить? Эта змеюка явно привыкла к роскоши, живя с твоим дядей.

– С милым рай и в шалаше, если «Лексус» в гараже, – усмехнулся Маркус, поцеловав её в висок. – У моего отца было достаточно и денег, и недвижимости, и ума, чтобы жить и ни в чем себе не отказывать. Да и тетке в случае развода полагалась внушительная выплата.