Ей с трудом удалось проглотить неприятный комок, застрявший в горле. Несколько минут назад его мать сказала то же самое, и даже тогда, не видя этих зеленых, бездонных глаз, скрывающих за собой что-то очень глубокое и болезненное, Стефанию накрыло неприятное ощущение безнадежного одиночества. Возможно, что Маркус чувствовал именно это.
– Тогда налетай! – радостно объявил Серафим и протянул ему миску с пюре. – Ничего, что я с тобой на «ты»? Вы ведь, как-никак, встречаетесь.
– Мы вовсе не встречаемся, – пнула она его под столом. – Мы работаем вместе.
– И ты – её начальник?
Маркус улыбнулся, положив в свою тарелку пару ложек гарнира.
– Да.
– И ты облил мою сестру кока-колой?
– Было дело. И мне очень жаль, что я повел себя таким образом.
Серафим отмахнулся.
– Это ничего. Я тебя понимаю, характер моей сестры не каждый способен вынести.
– Сим.
– Что? – глянул он на неё так, словно хотел сказать «заткнись и просто кивай головой». – Ты милая девушка, но вредности в тебе хоть отбавляй.
– Это точно, – усмехнулся Маркус, пробуя рулетик.
– Как-то раз она поспорила со своим одноклассником, что съест пять тарелок тушеной капусты из школьной столовой. При том, что на капусту у нее аллергия, она таки это сделала, а потом больше месяца провалялась дома, покрытая красными пятнами и прыщами.
– Спасибо тебе, – брякнула Стефания, ужиная без особого аппетита.
– А зачем спорила? – забавлялся Маркус.
– В девятом классе Стефания баллотировалась в президенты школы, а тот говнюк был её основным соперником. Как-то раз он назвал её курицей и плакат нарисовал дурацкий, мол, не голосуйте за эту девчонку потому, что на самом деле она – пацан.
– Он нарисовал курицу в юбке и галстуке, а из-под этой самой юбки выглядывали здоровенные яйца, – объяснила Стефания.
– Естественно этот плакат из учителей никто так и не увидел, зато шумиха среди учащихся поднялась страшная, – засмеялся Серафим.
– Боюсь представить, в каком бешенстве ты была, – улыбался Маркус.
– Это еще мягко сказано. И вот, когда на носу были выборы, её изобретательный конкурент вытворил что-то в столовой…
– Он обозвал меня тухлой курятиной, – напомнила Стефания.
– Боже! Ты такая злопамятная. Всё помнишь! – деланно ужаснулся брат. – Так вот, все в столовой начали подкалывать её, а наша Стеша… Скажем так, она слишком остро реагирует на критику в свой адрес.
– Это была не критика, а оскорбление. И я видела, что физрук услышал каждое его слово. Паша ведь на тухлой курятине не ограничился. Этот старый хрыч терпеть меня не мог, поэтому и лезть не стал.
– Точно! Паша! – засмеялся Серафим. – И, когда терпение в ней лопнуло, Стефания подлетела к своему сопернику и, зуб даю, она едва не оставила его без хозяйства!
– Я просто стукнула его по ноге.
– Ты врезала ему по яйцам и во всеуслышание заявила, что у него их вообще нет.
– Ну, может и так, я уже не помню.
– Короче говоря, – отмахнулся Серафим, – крючась от боли и сгорая от унижения, – представь себе, Паша тогда был десятиклассником, да еще и пользовался успехом у девчонок! – сунул Стеше тарелку с тушеной капустой и сказал, мол давай так, кто больше таких тарелок слопает, тот и станет президентом. Проигравший просто снимет свою кандидатуру. И знаешь что? Эта безбашенная девчонка согласилась, не раздумывая! Я в классе шестом был, но уже тогда понимал, что делать это – крайне опасно.
– Ради этих выборов я в школе практически ночевала, выполняя дурацкие поручения учителей.
– Тебе и правда хотелось стать президентом школы? – поинтересовался Маркус.
– Я хотела отправиться на две недели в Лондон с группой ребят, которые изучали английский язык. Президенту школа оплачивала эту поездку. Мне не хотелось просить денег у родителей, я решила, что справлюсь сама и очень удивлю их.
– Ну да, удивила ещё как! Мама так «обрадовалась», когда ей позвонила классная руководительница из больницы и рассказала о твоем состоянии. Бабушка так вообще потом месяц на успокоительных сидела. Стефания ведь съела на две тарелки больше той злосчастной капусты.
– И выиграла, – задумчиво произнес Маркус.
– Да, но мою кандидатуру всё равно сняли, – улыбнулась она. – Меня не было в школе слишком долго. А в Лондон уехал Паша. Было обидно, зато я утерла ему нос.
Серафим фыркнул.
– Это главное как будто!
– Значит, ты любишь спорить, – тихо сказал Маркус.
– Только, когда в этом есть смысл, – улыбнулась Стефания. – Ради очень большой и хорошей цели. Ну, что… Как тебе ужин?
Несколько секунд Маркус молчал, глядя на неё с необъяснимым разочарованием в глазах. Почувствовав себя неловко, Стефания опустила голову и потянулась за стаканом с соком, отчего-то опасаясь, что их вроде бы веселый рассказ мог хоть немного подпортить к ней отношение.
– Очень вкусно, – наконец, ответил Маркус и прочистил горло. – Наверное, я попрошу добавки.