Ни платка, ни коробки, ни часов под дерном не было. Но в корнях травы тускло поблескивал самородочек, совсем маленький, как огрызок карандаша.
Сошин принужденно рассмеялся. Он был очень смущен.
— Вот беда, я и забыл, что мы на прииске! Извините, товарищ Рахимов, вышла осечка. Но это задержит нас ненадолго. Просто заодно с часами придется вытащить все золотины из земли.
Он снова взялся за аппарат, но Рахимов остановил его:
— Я сам прошу прощения, товарищ Сошин. Не надо искать часы, они у меня в кармане. Я побоялся зарывать их в землю. Думал, какую-нибудь норку будете искать. Но я удовлетворен, совершенно доволен. Алмазную коронку вы получите завтра. Собирайте аппарат, сейчас я подгоню машину поближе.
Всю дорогу до конторы Рахимов был молчалив и сосредоточен. Он не вспомнил ни одной пословицы и не хотел рассказать Елене про сцепление и зажигание. Но, прощаясь с Сошиным, он улыбнулся и сказал:
— Золото я видел, хорошо. Но гранит я тоже видел. А под гранитом россыпи не будет. Правда или нет?
Как только бурильщики сменили колонку, скважина пошла вглубь. И в тот же день к вечеру бур дошел до заветной глубины — восьмисот девяноста метров.
Результата ждали каждую минуту. Виктор и Елена решили провести этот день в культбудке, чтобы не упустить момент открытия. Сошин тоже не ушел спать, осталась вся дневная смена бурильщиков, пришли инженеры и рабочие с прииска. Народу набилось полным-полно. Время от времени какой-нибудь доброволец отправлялся на вышку и возвращался с кратким сообщением:
— Подвигается.
К полуночи неожиданно приехал Рахимов вместе с директором. Иван Кириллович отозвал Сошина в сторону и сказал шопотом, вернее, намеревался сказать шопотом, но слова его были слышны на вышке:
— Ты, брат, не падай духом. Я твою работу видел и поддержу. Первый блин всегда комом. До трех раз не считается. Полное право имеешь еще две скважины испортить.
— Я вижу, кто-то другой пал духом, — улыбнулся геолог.
Директор хлопнул его по плечу:
— Ладно, ладно, я понимаю: твое дело — бодриться, а мое — думать о последствиях. Как дойдешь до девятисот метров, приходи ко мне в контору, вместе сочиним письмо в трест насчет второй скважины.
Однако Иван Кириллович и сам не ушел в контору. Он придвинул скамью к печурке, лег на нее, укрылся брезентовым плащом и сразу захрапел.
— Не понимаю, как можно спать в такую ночь! — сказала Елена.
— У нас жарко. Ночью работать лучше, — заметил Рахимов, подсаживаясь к ней. — Я вспомнил как раз…
Но сегодня Елена не была расположена знакомиться с чужим опытом. Она ходила по комнате и спрашивала Виктора об одном и том же:
— Ну хорошо, Витя, если это не гранитный фундамент, что же это такое?
— Может быть, случайный валун, — отвечал Виктор. — Представь себе, что здесь была река. Она текла по гранитному ущелью, откладывала золотоносный песок. Река была горная, шумная, бурная, размывала откосы, конечно. Ну вот, какая-нибудь скала обрушилась, упала на дно, на песок.
— Да, да, это похоже на истину. Но где же тогда отвесные стены ущелья? Выветрились? А почему не выветрилась упавшая скала? Нет, тут что-нибудь другое.
— Может быть, и другое. Надвиг, например.
— Ну какие же надвиги у гранита? — отмахивалась Елена. — Просто ты утешаешь меня, Витя. У меня предчувствие, что мы ошиблись. Надо было взять северо-западнее.
Так, волнуясь, ожидали они результатов бурения. Но сколько времени можно волноваться? Час, два, три? В конце концов Елена задремала, устав от переживаний. Заснул Рахимов, положив голову на стол. Сошин ушел на вышку, рабочие разбрелись по домам, оставшиеся расстелили брезент на полу и легли, так что некому было оповещать, что дело подвигается. Виктор старался сидеть неподвижно, чтобы не потревожить Елену, прислонившуюся к его плечу, но под конец заснул и сам. Разбудил его веселый голос Сошина.
— Эх вы, сони! — кричал тот шутливо. — Спать приехали сюда за четыре тысячи километров! Для чего мне такие помощники? Сегодня же марш в Москву, и чтоб я вас не видел больше!
Елена с горящими глазами крутилась вокруг него, заглядывала в лицо:
— А что, дошли? Пробурили уже? Гранит кончился? Да говорите же, Юрий Сергеевич!
В это время дверь распахнулась, и в комнату, пятясь, вошел бурильщик Мустабеков. Вместе с товарищем он нес брезент, а на брезенте среди осколков гранита лежал аккуратный столбик комковатой серо-желтой породы, и в ней были заметны сверкающие искры золотой пыли.
Бурильщики торжественно положили брезент на стол и отошли в сторонку, чтобы каждый мог полюбоваться.
— Это как же называется? — спросил Рахимов, разглядывая серо-желтый камень.
— Как называется? — обратился Сошин к Елене.
И девушка с удовольствием отчеканила:
— Архейский золотоносный конгломерат — сцементированные древние россыпи.
— Восемьсот девяносто три метра и семьдесят сантиметров, — заметил Мустабеков.
— Ах, чортушка! — Директор обнял Сошина. — Дай я тебя расцелую!
— Вот видите, — твердил Виктор, — я же говорил, что это случайный валун. Прошли насквозь, а под ним осадочная порода.
И тут при всеобщем ликовании послышался жалобный голос Рахимова: