Его отец ломал ветки руками и резал их складным ножом, чтобы соорудить подобие шалаша. Топора не было, он тоже остался в доме.
— Потерпи, глупый! — уговаривала мальчика мать. — Дом наш завалился. Завтра с утра отец пойдет починит.
— Хочу домой! — капризно тянул малыш.
«А ведь это мог быть мой Витька, — думала Елена. — Нет, не место здесь детям.
Елена испугалась почему-то, когда опасность уже миновала. Перед землетрясением она энергично распоряжалась, в воде судорожно боролась за жизнь. Но сейчас возможная гибель представлялась ей во всех вариантах. Она вздрагивала от ужаса и ожесточенно твердила:
«Уеду! Во что бы то ни стало уеду!»
Солнце уже давно зашло, на этот раз окончательно. Небо затянуло тучами. И вслед за короткими сумерками к костру подступила тьма, угольно-черная, первобытная, непроглядная. Беззвездное небо, океан и скалы — все превратилось в черную стену. Из тьмы доносился глухой и грозный шум прибоя. Порывами налетал сырой ветер, крутил едкий дым. Казалось, на свете не осталось ничего, кроме тьмы и костра, у которого ютились последние уцелевшие на земле люди. Елена чувствовала себя несчастной, одинокой, заброшенной.
Но вот ветер принес какой-то новый звук, не похожий на гул волн. Елена пристальнее вгляделась в темноту и увидела две звездочки — красную и зеленую. Звук приближался, звездочки — вместе с ним.
Потом от тьмы отделилось грузное, тоже темное тело. Над костром повис вертолет.
Еще через несколько минут из вертолета высадились люди. Летчик поддерживал пассажира, у которого была забинтована голова. На повязке проступали ржавые пятна. Человек этот был бледен и, видимо, чувствовал себя плохо, но не потерял своей порывистой подвижности.
— Здравствуйте! — сказал он, протягивая руки к огню. — Хороший костер у вас. Ваша фамилия Кравченко, кажется? Будем знакомы. Я начальник штаба, Яковлев. Ну, как у вас, все живы, здоровы?
— Еле живы… спаслись чудом, — ответила Елена с некоторым раздражением. Ей было неприятно, что вопрос Яковлева прозвучал почти шутливо. — Дом обвалился, документы утонули, дрова подмочены, есть нечего, — продолжала она, как бы упрекая Яковлева.
— Чем ближе к очагу, тем хуже, — сказал Яковлев серьезно. — Эфир переполнен воплями о помощи. Страшнее всего за границей. На Таналашке настоящая катастрофа: смыты в море рыбацкие поселки и бараки законтрактованных рабочих. Владельцы-то спаслись — они на всякий случай поверили нам и уехали, но о рабочих и не подумали. Представляете себе, что бывает, когда крыши неожиданно валятся на голову? Разрушено много зданий, повсюду пожары. Там — короткое замыкание, там — опрокинутая лампа или треснувшая печь… В порту волна смыла маяк, склады… А один пароход вынесло на берег и посадило на крышу гостиницы. Как его будут снимать теперь, неизвестно. Погибли тысячи людей, многие тысячи… И еще погибнут. Продуктов нет, медикаментов нет, электричества нет. Мы посылаем им помощь. Два судна уже вышли в море.
Елена почему-то успокоилась, слушая о чужих несчастьях. Возможно, Яковлев, подметив ее настроение, нарочно рассказал все это.
— Нет, у нас все живы. Мы все-таки ждали, готовились, во-время ушли… — сказала Елена.
— Продукты у нас есть на вертолете. Если нужно, поделимся. Чего не хватает, требуйте по радио, вам доставят. Детей я могу захватить с собой… Но взрослым придется потерпеть. Теперь станция нам нужнее, чем когда-либо, — сказал Яковлев.
Елена начала оправдываться:
— Рация не в порядке. Я бы сделала съемку, но все равно нельзя передать. Если у вас на вертолете есть связь, сейчас же установлю аппарат…
— Ничего, не волнуйтесь. Вы не одни, товарищ Кравченко. Сейчас работают глубинометристы по всей Камчатке, и оба судна уже в море — «Аян» и «Алдан». Только на «Аяне» несчастье: глубинометрист пострадал, некому вести съемку… — Яковлев сделал выразительную паузу и закончил: — Поэтому я прилетел. Надо доставить вас на «Аян».
Кого доставить, ее? Сейчас, ночью, в мокром платье? Лететь на пароход, где уже вышел из строя один глубинометрист? Пересаживаться с вертолета на маленькое суденышко, пляшущее в волнах? Снова рисковать, снова испытывать судьбу? Нет, с нее хватит!
— Я не могу! — сказала Елена. — Я чуть не утонула. Я еле жива, я простужена. Пусть кто-нибудь другой. Мало ли глубинометристов на Камчатке? Почему именно я?
— Вертолет летит медленно, — ответил Яковлев. — На Камчатку и обратно — это лишних два часа. На Вулканстрое пятьдесят тысяч рабочих и десять тысяч машин. Все они стоят, ожидая прогноза: будет ли повторное землетрясение или нет? Люди живут в палатках, мы им запретили возвращаться в дома. Рыбаки не выходят в море, лесорубы не валят лес, горняки не спускаются в шахты, школьники не учатся, врачи отложили операции. Покой, здоровье и работа людей зависят от вас, товарищ Кравченко.
— Нет, я не поеду! Я не могу. У меня нет сил. Я спаслась чудом… — повторяла Елена.