Она знала, что Яковлев мог бы приказать, но он, не повышая голоса, говорил о рыбаках, школьниках и больных.
Но Елена не слушала. Мысли ее унеслись далеко. Воображение ярко нарисовало будущее.
С нее хватит! Она натерпелась! Здесь не место женщине. Куда она поедет? В Хабаровск, к аспиранту? Конечно, теперь он уже не назовет ее удивительной женщиной. С работой будет трудно… На ней останется пятно: она утопила документацию, отказалась лететь с Яковлевым, удрала со службы. Выбирать не придется, лишь бы приняли куда-нибудь. Опять она будет, как в Москве, в управлении, читать чужие отчеты и укладывать их в архив. Книгу об океане она уже не напишет. Мнение Е. Кравченко цитировать больше не будут. В архивах не делают открытий, точнее — делают архивные открытия, находят чужие забытые мысли, своих мнений там не находят. И когда Витька вырастет, ему нечем будет гордиться перед своим товарищем. Он не сможет рассказывать о своей замечательной маме… Но все равно, она воспитает его как следует, смелым и честным. Она объяснит ему, каким надо быть. А что, если он спросит: «А ты, мама, всегда была смелой и честной?»
— Так что же мы теряем время? — сказала Елена. — Я готова. Аппараты на «Аяне» целы или захватить свой?
Чтобы понять, как велик океан, нужно лететь над ним ночью.
Сверху волн не видно. Океан — темная равнина, и над этой равниной, тарахтя, мчится вертолет. Вертолет не скоростная машина, но километра два-три за минуту он покрывает. И вот минута бежит за минутой, минуты складываются в часы, а под колесами все та же плоская равнина, нет ей ни конца ни краю. И на этой равнине летчику нужно разыскать суденышко — пляшущую на волнах щепку. Пусть известны координаты, пусть горят сигнальные огни, пусть работают радиопеленгаторы. Радио утверждает, что самолет уже на месте, где-то поблизости от судна, а внизу — непроглядная тьма и нет ни искорки. Может быть, радио ошибается? Очень возможно. В воздухе разряды, ночь грозовая, передача то и дело замирает.
Прижимаясь лбом к стеклу, Елена глядела во тьму. Вертолет летел совсем низко. Под его колесами колыхались зыбкие бархатно-черные горы воды с разводами пены. Гребни их тянулись к вертолету, вот-вот захлестнут колеса. А за гребнями появлялись подвижные изменчивые долины. Казалось, океан открывал тысячи ртов и каждый из них хотел проглотить вертолет.
— Все-таки рискованный у нас полет, — сказала Елена, — просто безрассудный.
— Может быть, не безрассудный, а смелый.
— Это вещи близкие, не всегда легко разобраться.
— Нет, отчего же, — ответил Яковлев, — разобраться можно. Я бы так сказал: ненужный риск — безрассудство, а риск, необходимый людям, — самая настоящая отвага.
Они разговорились… Да и не мог Яковлев два часа сидеть с человеком и не заставить его разговориться. Побеседовали об отваге, о работе Елены. Яковлев заинтересовался подводными съемками, потом спросил:
— А нашли вы что-нибудь интересное на дне? Какие-нибудь полезные ископаемые?
— Нет, я же изучала небольшую территорию, ближайшие окрестности острова.
— Ну и напрасно! — сказал Яковлев сердито. — Вот вы ученый с кругозором, а в вас сидит кустарь, старатель. Напали на жилу и бережете для себя. Почему не написали мне: дескать одна, не успеваю. На любой пароход, который заходит в Петропавловск, я могу посадить человека с вашим аппаратом. Пароходы от нас идут по всему свету. Через два года вы будете знать все океаны. Вам же самой интереснее в большом деле работать, не на узком участочке. Надо выходить на простор.
Елена взглянула на Яковлева подозрительно. Каким образом этот человек угадал ее студенческие мечты? Да, да, было время — она мечтала о просторе. А что нашла? Сначала Тартакова с его стильной мебелью, потом наблюдательный пункт на отдаленном острове. Больших дел не было. Она затаила горечь, но примирилась. И тут этот наивный человек толкует ей о просторах. Поверить ему? А к чему? Разочарование будет еще горше.
— Я человек маленький, — сказала она. — Просторы не по моей специальности…
Яковлев долго обдумывал ответ.
— Ага, понял! — воскликнул он оживленно. — Видал я такого, как вы, приезжал к нам на Камчатку. Когда он был студентом, учили его рисовать дворцы, а как кончил — поручили проект трансформаторной будки. Ну вот, человек пал духом. Ноет, жалуется: «Искусство умерло». Пишет заявление: «Отпустите меня. Я специалист по большим объектам». Неверно. Нет специалистов по большим объектам. Большие мы поручаем тому, кто малые строит лучше всех. Тут дело в человеке, а не в дипломе. Я с вами не попусту болтаю. Мне Грибов говорил: «Из подводных глубинометристов Кравченко — лучшая». Ах, вы лучшая? Так милости просим на простор. А пока были средней, вам еще следовало на прежнем месте доучиваться.
У Елены горели глаза и щеки. Куда девалась испуганная женщина, мечтавшая о бегстве? Ей хотелось немедленно взяться за новую работу.
— Но нужны специальные пароходы, — сказала она. — Когда качает, нельзя заниматься съемкой. На «Аяне» и «Алдане» есть подводные камеры?