Подземная непогода

— Особых пароходов с камерами я вам не обещаю. Надо приспосабливаться к обычным. Не каждый же день качает.

Елена тут же согласилась:

— Можно и приспособиться. Я вела съемку с пограничного катера и с подводной лодки.

— Ну вот, видите! А я еще вам о смелости рассказывал.

Но здесь беседу прервал летчик: он прислал записку. Яковлев прочел и повернулся к Елене:

— Сейчас вам придется проявить смелость.

В записке было написано: «Аян» под нами. Сесть на палубу не смогу — пляшет. Как будете спускать пассажирку?»

Яковлев открыл люк. Елена увидела судно. Оно казалось игрушечной лодочкой, прыгающей на волнах. Тяжелые валы играли с «Аяном», то поднимали на свои могучие хребты, то стряхивали в низины.

Вертолет снижался. Вскоре можно было различить людей на тускло освещенной палубе.

— Эй, кто там? — крикнул Яковлев. — Капитан Ховрин здесь?

Широкоплечий моряк густым басом крикнул в рупор:

— Я капитан Ховрин! Это вы, Иван Гаврилович?

— Да, я! Прилетел узнать, что вы сделали с глубинометристом.

Капитан развел руками, в громовом голосе его послышались смущенные нотки:

— Виноват, не уберегли глубинометриста, товарищ Яковлев.

— Да что такое с ним? За борт упал?

— Очень легко могло быть. Человек он сухопутный, непривычный. Вышел из рубки, тут волна. Захлестнуло его, сшибло и понесло. Об мачту головой ударился, без памяти сейчас.

— Так вы уложите его как следует. Ведь это может быть сотрясение мозга. Лед есть у вас?

— Мы снесли уже в каюту. У нас фельдшер, он хлопочет.

— Слушайте меня, капитан. Я привез глубинометриста. Берегите его как зеницу ока, держите обеими руками. Это способный ученый и хорошая девушка притом. Отвечаете мне за нее должностью и головой. Как вы будете принимать ее, на брезент?

Весь этот разговор происходил довольно странно. Вертолет висел в воздухе, а под ним металась палуба судна. Волны относили ее то вправо, то влево, начало фразы доносилось с одной стороны, конец — с противоположной.

— На самом деле, сесть на палубу нельзя, — сказал Яковлев Елене. — Суденышко маленькое, мачты так и чертят, можно винтом задеть, тогда вертолету конец. И нам всем и тем, кто на палубе.

Он выбросил из люка гибкую лестницу. Конец ее приподняло ветром и заполоскало. Лестница пронеслась над палубой и на секунду оказалась над волнами.

— Коротка, — заметил Яковлев. — Надо будет прыгать с нее на брезент. Вот они уже натягивают. Это не страшно, в цирке именно так страхуют. Только не промахнитесь!

Елена заглянула в люк и отшатнулась.

— Нет, я не смогу! Я шагу не ступлю… Свалюсь в воду обязательно.

— Давайте, я тогда спущусь первый, а вы за мной. Спрыгнем вместе, вдвоем веселее!

— Нет, нет! Я упаду сразу… У меня голова кружится.. — Елена закрыла глаза.

— Если голова кружится, это худо. — Яковлев в некотором замешательстве посмотрел в люк, потом на Елену, обвел глазами каюту и вдруг улыбнулся: — Придумал! Лезьте сюда, в спальный мешок! Сейчас мы вас спустим лучше, чем на лифте. Обвяжитесь канатом! Нет, вы плохо завязываете, лучше я сам. Теперь снаружи, теперь еще раз. Еще тут проденем для верности.

— Только не завязывайте голову! Я смотреть хочу… — сказала Елена, покорившись своей участи.

Через несколько минут она уже качалась в воздухе под вертолетом. Глядеть вниз было очень страшно. Палуба все так же плясала и металась, внизу оказывались то постройки, то брезент, то черная жадная вода. Летчику никак не удавалось удерживать вертолет над судном. И чем ниже, тем сильнее казались размахи, тем быстрее мелькали предметы.

Но вот сильные руки схватили ее. Канат натянулся. Сверху донесся голос Яковлева:

— Держите? Отпускаю канат!

Моряки поняли приказ Яковлева буквально. Елену понесли по палубе на руках, на руках спустили по узкому трапу. И когда в трюме, освободившись от пут, она встала на собственные ноги, к ней приставили двух матросов, которые вежливо поддерживали ее.

— А то разобьете голову, а нам отвечать, — сказал капитан.

Впрочем, поддержка была необходима. В трюме качало не так сильно, как на палубе, но для непривычной Елены слишком сильно. Стены то убегали, то опрокидывались на нее, пол ходил ходуном. Елена чувствовала себя как на качелях.

— Товарищи, но сегодня же здесь нельзя работать! — сказала она. — А где ваша камера?

Капитан кашлянул с сомнением:

— Камера подводная, гражданочка. Ее небезопасно спускать. Качка велика, может канат лопнуть. Мне товарищ Яковлев приказал вас беречь.

Но Елена после головоломного спуска в спальном мешке чувствовала себя на все способной. Ведь она была молодцом: не вскрикивала, не упиралась, не бледнела.

— Я прилетела сюда, чтобы работать, а не беречься! — возразила она запальчиво. — Готовьте камеру.

13