— Ага, — сказал циничный Караваев. — Классный получится диалог, если оба мужика сейчас воскреснут.
Все время демонстрировавший уверенную незаметность, Петр Изюмов подошел к Морохову и отвел его чуть в сторону.
— Что ж, Мстислав Романович, вы тут говорили про разные поколения. Для кого-то это слова, абстракция, а для меня все, так сказать, жизненно. В мае, да — двадцать пятого мая, сын у меня получает диплом и на повестке дня будет вопрос о его работе. Я, конечно, хочу с самого начала видеть его на хорошем месте. А то ведь ваш же брат, капиталист, будет его третировать, если он начнет устраиваться без моей протекции.
Мстислав Романович, летящий на волне успеха, решил немедленно показать, что воспринял сигнал.
— Какое совпадение! — ответил он радостно. — Я вот-вот собрался искать человека, который, сидя в Москве, отвечал бы за стратегический анализ рынка Урала. Молодость, незашоренность, энергия — все это у нас сейчас очень востребовано. Пускай попробует…
— Нет, нет, это нам не подходит! — быстро ответил Изюмов. И буквально шарахнулся так, что Мстислав Романович остался в недоумении. Так что же он хотел? Подобные разговоры просто так не заводят.
Когда они вышли за ворота, природу уже охватила глубокая задумчивость. Двор и деревья успели обзавестись длинными серыми тенями.
— Все-таки русскую зиму трудно перенести, — пожаловался Караваев. — В воскресенье я завтракаю, и, уже когда начинаю пить кофе, приходится включать свет.
Они распределили себя по машинам. Караваев пожелал общения и уселся рядом с Мороховым. Когда автомобиль разворачивался, Мстислав Романович повернулся к окну и еще раз посмотрел на фабричный фасад с мозаикой.
— Ну как? — спросил он Караваева. — Не жалеешь, что со мной связался? Красавица!
— Все классно. Только, Слава, ты мне разъясни, кто этот, который нас сопровождает и молчит? У которого костюм, галстук и рубашка выдержаны в одном цвете. Когда, наконец, в России наступит понимание, что так нельзя…
— Это наш с тобой большой друг, Изюмов Петр Валерьевич, из министерства. Заказ на те каталоги для форумов, помнишь? Контракт заключили не без его содействия.
— Тогда я не вполне догоняю, зачем он с нами поехал. Совершенно не его формат.
— Знаешь, мне самому не вполне ясно. Но в последнее время он ко мне очень проникся. “Замечательный бизнес, перспективная компания, стране такие нужны, я покоя не нахожу, все думаю, как тебе помочь”. Говорит, что я — герой происходящих сейчас в России новых политических процессов.
— Политических процессов! — очень медленно произнес Караваев. Он выпил много коньяка и теперь расслабленно откинулся на спинку сиденья. — Скажите, пожалуйста! Герой новых политических процессов! Слава, не кажется ли тебе, что пока еще не начались новые политические процессы, пора перебираться куда-нибудь на берег Женевского озера?
— Пока рано. Лет через пять начну притормаживать, когда у меня будет пять в ячейке и пятьдесят в деле.
— Я старше тебя, — начал вдруг философствовать Караваев, — и должен тебе рассказать, что сорок лет — это возраст, когда уже серьезно задумываешься о жизни. Нет, ты понимаешь, есть вещи, которые надо осознать, надо для себя ответить на важные вопросы. Кто я вообще такой в этом мире? Какова цель моей жизни? Где границы моих возможностей? Вот у меня восемнадцать миллионов — это много или мало? Смогу я заработать еще четыре с половиной?
Цепочка их машин уносилась прочь от города Донницы, дорога сделалась неузнаваемой и темной. Распрощавшись у въезда в Москву со своими спутниками, Морохов сидел в машине, задумавшись, потом повернул голову, посмотрел в окно — и не понял в первую секунду, что происходит на улицах. Ему показалось, что толпы движутся на какой-то праздник, что город переполнен людьми, он подумал: “Уже час ночи, откуда они взялись?” Но тут же стало ясно, что улицы абсолютно пусты. Единственный, кто встретился по пути, был сторож платной автостоянки, в своем клеенчатом переднике поверх шинели он прохаживался, похожий на печальную бабу.
Но никогда Слава не видел Москву такой торжественной, оживленной и красивой. Замечательным было сочетание света, лившегося с улиц, и глубочайшей синевы ночного неба с прочерченными линиями черных облаков.