Подземный корабль

— Это вовсе мне не стоило никакого труда. — Она усмехнулась. — Вы благодарите так, словно я приготовила вам омара. Что может быть проще куриного бульона? И моей заслуги нет совсем. Это мой отец, с его жаждой деятельности. Ему невозможно привыкнуть к жизни на пенсии.

— Кем он был? — сказал я быстро и не подумав. — Так понимаю — рабочим.

Она удивилась настолько, что опустила на стол кожаный томик меню.

— Да что вы, Саша! Разве мог бы рабочий оказаться в такой квартире? Нет, нет. На вас ведь произведет впечатление слово "Камникель"?

— Еще бы. И особенно тот дикий случай, когда председатель совета директоров должен был выехать в Швейцарию. Уже миновал паспортный контроль в Шереметьево, и тут, за пределами государственной границы, к нему подходят два мужика, предъявляют какие-то корочки, говорят: "У нас к вам несколько вопросов", уводят… а потом его тело нашли в подсобке местного ирландского бара. Причем его компания как раз должна была инициировать допэмиссию акций…

— Ну, это недавняя история, — сказала она неодобрительно. — Мои воспоминания совсем другие. Начало восьмидесятых. Тогда отец был назначен ни больше ни меньше как первым секретарем парткома на Камарканском металлургическом комбинате. Те времена вы не помните, но все-таки должны знать, как много это значило. Формовщик литейного участка, так он начинал свою карьеру… да, и правда он был когда-то рабочим. Он показывал мне цех, где когда-то стоял его станок.

— Вы представляете те края? — увлеченно продолжила она, улыбаясь. — Вот утро, меня собирают в школу. День начинается с цифр: на улице температура минус сорок два и ветер пятьдесят метров в секунду. Быстро в машину. Темно, метель за окнами. Справа в этой темноте пятно совсем уже черное, и огни самосвалов по нему ползут — это карьер Волчий Камень, самый большой в мире. Его видно из космоса: так нам в школе рассказывали, чтобы мы гордились. А когда отец возвращался из командировок, я так любила встречать его на вокзале! Ночь, подходят грузовые составы. Лай собак, лязг вагонов. Путевые обходчицы — всегда женщины, замотанные в платки, в варежках, в валенках…

— Рассказывайте дальше, — попросил я Горчанскую. Мне в самом деле было интересно. Я всегда отчего-то испытывал извращенное влечение к этим промгородам в глубинах континента. Нет, мне понятно, что там жуть немыслимая, но все-таки в этом есть величие, пусть совершенно антигуманное… И какой замечательный контраст между рассказами про рельсы, ночь, снег и тем, что я вижу сейчас: темные глаза женщины, свеча на столе, блики этой свечи, скользящие по цепочке на ее шее.

— Да, и свой праздник у нас был, важнее, чем другие в году, День металлурга, — говорила она медленно, задумчиво, с удовольствием. — Я помню, как оркестр играл на площади перед Дворцом культуры. Мы поднимались по ступеням — я с мамой, бабушкой, братом. Отец на сцене вручал почетные грамоты, девочки из школы завидовали мне. А вечером в дом приходили гости, они уходили курить на балкон, огоньки их сигарет светились в темноте. Наше короткое лето, я так его любила. Экскаваторы работали на склонах сопок, они снимали морену, и взрослые объясняли мне, что эти валуны принес ледник. Но я, конечно, придумывала, что там не камни, а люди, которые закутались в блестящие плащи. Посмотрите, — сказала она вдруг с беспокойством, показав на черные и белые тени, которые все занимались своими делами на экране. — Все-таки она не Фредерика любит, а второго, в белом. Но и с ним она не останется, вот увидите.

Меня в очередной раз восхитила эта способность женщин одновременно заниматься несколькими делами. Оказывается, разговаривая со мной, она еще и следила за фильмом.

Я тоже посмотрел на экран, и, совершенно не понимая сюжета, принялся рассматривать титры.

— Мне нужна комната для мадмуазель, ее застал дождь.

Официантка поставила на стол бутылку красного чилийского карменера. Я уже автоматически, ибо был отныне к этому приучен, оценил вино: цвет темно-рубиновый, почти черный, аромат черной смородины и слив, вкус свежий, но простоватый. "Стремительная атака и короткий нос", как сказал бы мой новый знакомый, Кристиан Галль-Буше, российский представитель Международного союза сомелье.

— Почему вы принесли сюда столько цветов, разве кто-то умер?

За соседним столиком шумно принялась устраиваться компания из пяти человек. Один из них все требовал у официантки немедленно стейк по-тагански, ему объяснили, что придется подождать, он сделал вид, будто сейчас зарыдает.

— Да, мадмуазель, и этого человека убили вы. Все, что принадлежит мне, я кладу к вашим ногам.