— А когда мы устраивали походы, то отправлялись в предгорья Сарун-Чалыма. Родители стелили на траве скатерть, разводили костер. За каменной грядой, совсем рядом, был старый Конторский рудник, заброшенный еще с царских времен. Один раз я сбежала туда и в склоне оврага нашла вход в штольню. Еще сохранились остатки деревянных подпорок, которыми крепили свод. Было так тихо и пусто внутри, я пошла вперед — и вдруг мне навстречу выбежала маленькая лисица. Дальше ствол был завален породой, я вернулась, меня ругали. А потом, через год, на старых рудниках убили кого-то там, и тело именно в той штольне попытались спрятать. Мне было так страшно! — сказала она, вдруг приподнявшись и схватив меня за руку. — Мне страшно до сих пор.
— Только при этом вы гордились, что побывали в таком жутком месте.
— Да, и столько еще придумала, когда рассказывала одноклассницам. И шорохи, и как что-то заскрипело и затряслось впереди меня. Но все-таки иногда на каникулы, — продолжила она, иногда чуть растягивая слова, — меня вывозили к дедушке и бабушке, на юг России. Они жили в настоящей деревне, у них были утки, кро-олики, во дворе рос виноград. А родилась я в Петербурге, то есть в Ленинграде, когда отец оканчивал там партийную школу. Правда странно?
Официантка поставила перед нами тяжелые плоские тарелки, оказавшиеся где-то на уровне наших колен, так как мебель в этом заведении была крайне дизайнерской. Наталья, нагнувшись, старательно попыталась изловить кусочек цуккини и пожаловалась:
— Кто придумал такие низкие столы? Это же неудобно…
Ни слова не говоря, никак не объясняя свое поведение, я сел рядом, взял тарелку, вилку и принялся ее кормить. Она покорно ела и только один раз попросила выдавить лимон на кусочек форели. Искоса еще ей удавалось поглядывать на экран, я из вежливости делал то же самое.
Уже давно позади нас слышались стук, шелест и разнообразные негромкие голоса. Наконец, обернувшись, я выяснил, что там происходит: на стол, такой же длинный и низкий, что и наш, усадили модель с ногами невероятной протяженности. Прислужница-визажистка продолжала совершенствовать свой объект работы и помахивала кисточками вокруг неподвижного лица, на котором особенно тщательно матовой белой помадой были накрашены губы. Суетились люди, фотограф устанавливал освещение с помощью зонта, раскрытого над головой модели, словно небесный свод.
Вокруг двигался самый, вероятно, здесь главный персонаж — лысый, с длинным лицом и в узком вязаном свитере до колен.
— Давай, бэби! — вяло вскрикивал он. — Общая картина должна нас волновать мыслями о Тибете. Быстрее работаем, Чебурашки!
— Фотосессия для журнала, — сказала Наталья.
— Да, и почему-то кажется, что денег у ребят не в избытке.
Режиссер кому-то кричал в мобильник:
— График очень четкий. Сегодня заканчиваем "Откровения Лхассы". Завтра снимаем "Маньяки Млечного Пути"… Официант, принесите нам что-нибудь хорошее. Принесите нам водочки!
Модель была обернута в белый платок, испещренный красными пятнами, изображавшими, вероятно, кровь. В руки ей вложили букет черных тюльпанов, на самом деле — чернильно-фиолетовых, цвета копеечного молдавского вина.
…А потом, уже в конце восьмидесятых годов, мы приехали в Москву, отец получил работу в министерстве. Все перевезли сюда: тот постамент, нет, монумент, который вы видели в нашей квартире — он всегда находился в его служебных кабинетах, и на стене висела карта страны. Вот так, смотрите, я всегда права. Он бежит за ней, но не сможет догнать карету.
Она подняла голову. Я рассматривал ее шею — длинную, цвета молока, куда добавили капельку кофе.
— Если вы любите старые фильмы, то у меня сейчас возникла идея. В моей квартире, той, где вы уже были, — сказал я, твердо проходя через болото ужасающих и рискованных банальностей, — так вот, я собрал интересную коллекцию старых картин, довольно редких. Предлагаю — еще минут десять мы посидим здесь, потом прогуляемся где-нибудь и заедем ко мне, так, чтобы вы смогли выбрать. Уверен — вы найдете интересные кассеты. Мне кажется, я уже представляю ваши вкусы.
Она улыбнулась удивительным образом — всего лишь чуть отодвинув в сторону край нижней губы.
— Про старое кино… — ответила она очень неторопливо. — У меня есть семья, не знаю, понял ли ты это. Неправильно будет для меня вернуться домой слишком поздно… Принесите, пожалуйста, пинаколаду. Только — со взбитыми сливками, бывает, что наливают простые сливки, это неправильно. И сразу можете нас рассчитать.
Она допила коктейль, мы быстро вышли. На улице начинался крупный теплый дождь, апрельское небо было высоким и серым.