Поединок

Цингарели косноязычно рассказывает все то, что я в общих чертах уже знаю и без него. Мне нужны не столько детали, сколько ответы на два главных вопроса: кто стрелял и по какой причине? Не может ведь полуживой, истощенный биологической зависимостью человек напасть на серьезную фигуру преступного мира просто так. Как раз, похоже, наоборот: мотив должен присутствовать обязательно. Жесткий мотив. По словам Цингарели, этот бесталанный стрелок за пару дней до своего неудачного покушения встречался со Щавелем. Цингарели точно не знает, но кажется, по поводу обеспечения безопасности во время передачи денег при заключении риэлтерской сделки. Цингарели объяснил это так:

— Он хотел, чтобы Щавель ему дал поддержку.

Нашел кого просить о помощи. Пустил, называется, козла в огород. Ну что ж, картинка начинает проясняться. Деньги у парня, понятно, отобрали. Странно еще, что в живых оставили. Видно, сумма была не слишком крупной. За комнату, должно быть. Деньги отняли, и он решил их вернуть единственно возможным способом — с оружием в руках. Не в милицию же, действительно, обращаться… Эх, люди, люди, что же вы за создания такие бестолковые… Интересно, где он достал ствол, этот нищий горемыка?

— Значит, зовут его Юрой, есть у него баба, на пару они кайфуют — и больше ты о нем ничего не знаешь. Так?

— Так.

— Ну, а ствол у него откуда, как ты думаешь?

Цингарели, приободренный тем, что с ним после бешеного следователя разговаривают как с равным, обещают отпустить, если поможет следствию, и даже интересуются его мнением на предмет оружия, выражая искреннее желание содействовать следствию, тем не менее ответить на этот вопрос не в состоянии.

Итак, основных вопросов по-прежнему два — кто и почему, но к ним добавился еще третий: откуда взялся ствол? Ну и, наконец, последний, самый насущный вопрос: где искать преступника? Этого неуловимого мстителя.

— Так, значит, ты не знаешь, где его искать, этого Юру?

— Нет.

— Ну, в карцере вспомнишь. Уже на второй день в голове прояснится.

— Не вспомню я, точно вам говорю. Не знаю. Как вспомнить, если не знаешь?

Действительно, логично. Как видно, точно не знает. Хорошо, придется показать ему нашу картотеку — для возможного опознания. Некоторые точки мелкорозничной реализации дурмана мы оснастили, где позволила возможность, камерами скрытой видеосъемки. А уже с видеоматериалов сделаны фотопортреты завсегдатаев этих злачных мест.

Протягиваю Цингарели кипу мгновенных копий непозирующей фактуры.

— Посмотри, нет ли его здесь. Должен быть, ищи внимательно.

На третьем приблизительно десятке перекладываемых из одной стопки в другую фотографий Цингарели, мгновенно оживившись, тычет пальцем в очередную:

— Вот он!..

— Ты в этом уверен?

— Он. Точно, он.

С глянцевой бумаги куда-то в сторону, мимо объектива, настороженно смотрит худощавый парень. Мужиком его не назовешь, хотя возрастом он, если приглядеться внимательней, уже не первой молодости. Есть такой тип внешности: не то чтобы молодящиеся старики, а напротив, нестареющие юноши. Такой и в пятьдесят будет казаться молодым. Но жизнь парня, как видно, потрепала. Один затравленный взгляд чего стоит. И это все наркота. А в целом лицо производит благоприятное впечатление. Не подлое, не жестокое, не хищное. Не лишенное некоторой, ничем неизгладимой, печати интеллекта. На обороте карточки стоят буквы «д/о», что означает: в нашей картотеке данные на эту персону отсутствуют. А это значит, их придется заводить. Имя нам уже известно.

Оформив Цингарели пропуск на выход из нашего грозного учреждения, отпускаю его с миром. Больше он мне не нужен, а понадобится — отыщем. Если еще живым к тому времени останется. Как бы его Щавель не ухлопал. Но с неменьшим успехом Щавель достанет его и в камере следственного изолятора. Звоню Макарычеву, делюсь новостями относительно установления внешности стрелявшего на Невском.

— Отлично! — не скрывает удовольствия моими успехами Макарычев. — Значит, ты его и возьми, Петрович. Доработай его, тебе уже немного осталось. А уж мы его до суда доведем. Был бы, как говорится, человек…

Интересуюсь, нет ли информации, откуда у покушавшегося на убийство взялся ствол.

— Как же нет — есть информация! Только что и раскопали! Ствол проходит по делу о нападении на дежурного по пятьдесят первому отделению. Позавчера ночью этот хмырь позвонил на центральный диспетчерский, нагрузил там про убийство какой-то девки, за ним выслали свободных гэнэрэшников, те отвезли его в пятьдесят первое, чтобы до утра он там перекантовался, а он, сучара бацилльная, умудрился как-то запереть в «аквариуме» дежурного, захватил этот кольт — его в милицию кто-то сдал как найденный — и сбежал. Так что он объявлен особо опасным. Но ты его возьмешь, Петрович, как безрогого барана: ствола-то у него уже нет!

— Подожди. Что значит — закрыл дежурного в «аквариуме»? Дежурный что, сам туда полез или он его волоком затащил?

— Да заманил как-то. Не знаю деталей.

— А помощник дежурного как же?

— А помощник в это время за сигаретами мотался. На втором этаже сидели ребята из уголовки, но они ничего не слышали.