Поединок

Где-то гулко хлопает дверь. Руки бандита на моей груди вздрагивают и ослабляют хватку. Кто бы мог подумать: особо опасный, а дергается совсем как обычный фуцман.

— Короче, тащи труп назад и положь где взял! — надсадно шепчет он, подталкивая меня к трупарне, а сам проворно забирается обратно в гроб, усевшись в нем и взявшись за приставленное к нему вертикально второе дно. — Ну! — Бандит корчит угрожающую рожу, рассчитывая, как видно, припугнуть меня этакой малостью.

Где-то совсем уже неподалеку хлопает еще одна дверь. Следующая, похоже, — дверь морга.

Вытянувшись во весь рост в гробу, бандит, посчитав, как видно, излишними дальнейшие переговоры, торопливо накрывается вторым дном, из-под которого едва слышно раздается его сдавленный шепот:

— Быстрее!

Не заставляя себя уговаривать — какие уж тут, к черту, уговоры, успеть бы! — опрометью запрыгиваю в гроб. Деревянный настил от подобного натиска прогибается, какая-то доска даже слегка трещит.

— Тише ты, мудак! — злобный шепот снизу, из-под изголовья.

Внезапно уже совершенно близко, чуть ли не за стеной, опять хлопает дверь. Слышен невнятный разговор и даже шаги идущих.

— Шевелись, пидор! — неистовый шепот снизу.

Плавно заношу крышку гроба над головой и, выдерживая ее на весу в поднятых вверх руках, елозя задом по шершавым доскам, укладываюсь в гроб, крышку же — по мере погружения — опускаю над собою. Тяжелая. В обычной ситуации такую мне ни за что не осилить. Но в том-то и дело, что ситуация — далеко не стандартная. Наконец манипуляции закончены.

Боже, до чего же вовремя: входят по меньшей мере двое. Теперь самое главное — чтобы не открыли крышку. Но и тогда я буду держаться до последнего. Изображать труп. До окончательного разоблачения.

— Этот, что ли? — раздается грубый голос.

— Этот, какой же еще. Только я ж его закрывал вроде.

— Ну да, закрывал. Это он сам открылся. Пить надо меньше.

— На себя лучше в зеркало посмотри. Открывай.

Душа утекает куда-то сквозь щели в досках под спиною. Еще одно мгновение — и крышка взмоет надо мною. Закрываю глаза. Черт, левое верхнее веко дергается. Задерживаю дыхание… Но что-то они тянут. И тут я слышу скрежетание ржавых петель — звуки отворяемых створок окна выдачи покойников. А на крышке гроба клацают закрываемые защелки. Неужели и на этот раз пронесло?

— Эй, ну как ты там? — Стук по крышке. — Живой?

Обмираю.

— Живой, — внезапно раздается под самым моим затылком, и в первое мгновение мне даже кажется, что ответил я сам.

— Вентиляции хватает, жмур не душит?

— Все путем. Скоро?

— А уже. Но ты, в общем, смотри, все как договаривались. В катафалк мы тебя закидываем, а дальше — твои проблемы. Мы больше ни за что не отвечаем.

— Все ништяк, погнали! — Удар снизу в доски: мол, не дрейфь, доходяга, прорвемся.

Гроб, оторвавшись от твердого основания, воспаряет, и я в нем, чуть покачиваясь, плыву ногами вперед к неизвестности. К жизни или к смерти. Третьего не дано.

Посадка не слишком-то мягкая. Изголовье гроба под матерный аккомпанемент санитаров грубо опускается на невидимую твердь. Похоже, один из тащивших не справился с грузом. Не хватало еще, чтобы эти скоты раскололи гроб, уронив его вместе с содержимым. Хотя содержимое, должно быть, не из легких. Особенно же в нижней части: детина там — ого-го. Но лежит молча. Терпит лишения и небрежность транспортировки. На воле бы давно по рогам надавал обормотам да облаял от души, а тут смирный и тихий. Тоже свободы хочет. На волю — любыми путями. Хоть в гробу. Занятно, кстати: в гробу — на волю. Абсурд какой-то…

— Давай сюда: подтолкнем! И р-ра-аз! — Гроб натужно, рывками елозит по какой-то ровной поверхности. Ему бы тут скользить, будь он полегче, а с двойным грузом — вроде как буксует. Поступательно двигаюсь вперед ногами, повинуясь напористым рывкам.

— Харэ! Теперь оттуда…

Перед глазами, совсем рядом, в каких-нибудь миллиметрах, — поверхность занозистых досок. Смаргиваю падающую при каждом толчке пыль. В щели между досками потянуло свежим воздухом. Воздухом свободы. Эх, вот бы выгорело, а? Я так об этом думаю, словно речь идет о каком-то плевеньком дельце. А ведь, по сути, я нахожусь на грани между гибелью и воскрешением. Между жизнью и смертью.

— Давай! Чего стоишь — берись!

Упокойное ложе вновь взмывает вверх и, покачиваясь подобно лодке на волнах, плывет заданным курсом.

— Заводи свою сторону!

Изножье резко идет вверх, одновременно продолжая движение вперед. Опускается на опору.

— Давай сюда. Берись с той стороны! Толкай! Ну — еще. И р-ра-аз!

Поверхность под гробом гладкая, доски скользят легко. В несколько толчков гроб оказывается, как видно, в кузове машины, о чем свидетельствует запах бензина.

— Все, закрывай. — Это, как видно, уже водителю.

— Документы на груз.

— Держи.

— Отметка…

— Все есть, не переживай. Ты новенький, что ли? Первый раз тебя тут вижу.

— Новенький.

— A-а… На вахте — вот здесь — дату поставят и время. Они сами все знают. Давай, всех тебе благ!