Поединок столетия

Деньги до Димитрова не дошли. Болгарскому адвокату не только запретили защищать своего соотечественника, но и не выдали визу для въезда. Ну и «сильна» же нацистская власть, если один-единственный «пришлый» юрист ставит под угрозу ее безопасность!..

В тот вечер друзья долго засиделись у бабушки Параскевы. Спорили, размышляли. Кто-то усомнился:

— А дадут ли что-нибудь эти митинги? Ну, примут еще сто резолюций… Ну, отправят еще тысячу телеграмм… А толку-то что? Ведь фашизм полностью растоптал демократию. Он поклоняется только силе. Общественное же мнение — сила лишь там, где осталась хоть самая малость свобод.

Ему возразили:

— Фашистам очень хочется наплевать на общественное мнение, это верно. Но сегодня они еще заигрывают с немецким народом и с остальным миром, пускают пыль в глаза и рядятся в овечьи шкуры, Поэтому совсем не считаться с общественным мнением они пока не могут. Антифашисты должны этим воспользоваться. А главное, разве можно гадать: выйдет или не выйдет? Каждый должен сделать все, что от него зависит, все, что в его силах, не думая о последствиях. Это и значит — бороться.

Бабушка Параскева не участвовала в споре. Она вообще не любила говорить — жизнь приучила ее к молчанию. Но зато умела слушать. И думать. Была она нетороплива в решениях, но, уж решив, не отступалась, пока не доводила дела до конца.

— Вот что, — сказала она, когда друзья собрались уходить, — я тоже буду бороться за освобождение Георгия.

— Разве ты можешь что-нибудь сделать, бабушка Параскева? — полюбопытствовал один из друзей.

— Не знаю, — задумчиво ответила она. — Что я могу, я еще не знаю. Но хорошо знаю, чего я больше не могу: сидеть сложа руки.

Через несколько дней она пошла в германское посольство протестовать против издевательств над ее сыном. К ней присоединились мать Танева, отец Попова, несколько писателей и художников — друзья Георгия Димитрова. Но их даже не пустили на порог роскошного посольского особняка, который охраняла чуть ли не дюжина рослых полицейских.

— Правда глаза колет, — насмешливо сказала бабушка Параскева. — Что ж, мы уйдем…

Но далеко уйти не пришлось. Уже на соседней улице Параскеву арестовали и отвели в полицейский участок.

— Если ты, чертова старуха, — пригрозил рыжий детина в офицерском мундире, плотно облегавшем его могучее тело, — не прекратишь свою агитацию, мы повесим тебя рядом с твоим сынком.

— Меня — может быть, — спокойно ответила бабушка Параскева, — а вот сына моего — руки коротки…

Об аресте матери Димитрова узнал весь мир. Опасаясь новой вспышки народного гнева, правительство решило отпустить ее.

У ворот полицейской тюрьмы старую женщину поджидали журналисты.

— Я не политик, — сказала им бабушка Параскева. — Я всего только мать. И я знаю: мой сын не преступник, он честный и добрый человек, который всю жизнь старается сделать счастливыми других. Из-за этого его так и ненавидит наша власть. Она заставила его бежать из родной страны в сентябре двадцать третьего года. А сейчас хочет расправиться с ним руками германских судей. Этого нельзя допустить. Я никогда не выезжала из Болгарии. Но теперь, на старости лет, мне придется, видно, поехать, чтобы рассказать людям правду о Георгии Димитрове. Я все еще верю, что правда сильнее лжи.

…И она стала собираться в далекий путь.

«СМОТРИНЫ»

Долго ли можно правду держать взаперти? Порой кажется — вечно. Есть тяжелые тюремные засовы, есть каменные стены такой толщины, что из пушек пали — не услышишь… Есть штыки и пули, есть намыленные веревки и топор палача — испытанные средства борьбы с теми, кто тянется к истине. И есть бдительные стражи, готовые грудью преградить правде путь к людям.

Но она проходит через все кордоны. Рано или поздно. Бывает, что поздно. Но обязательно проходит. И человек узнает все, что от него скрывали.

Правда о событиях в мире, случившихся после того, как за Димитровым захлопнулись двери тюрьмы, пришла к нему с большим опозданием, и путь ее был извилист и сложен. Но все же она пришла. Первым вестником этой правды была фашистская газетенка «Моргенпост» — единственная, которую ему разрешили читать. Притом — нерегулярно. И каждый раз после скандалов и жалоб.

Конечно, в самой газете не было ни слова правды. Вранье, передержки, трескучее бахвальство, отборная брань, клевета — все то, к чему прибегает фашистская диктатура, чтобы оболванить простаков, переполняло страницы этого грязного листка. Но для человека, умеющего читать между строк, и брань врага, и напыщенный вздор невежды, и заведомая ложь газетного вруна — ценный источник информации. И конечно, материал для раздумий.