Поединок столетия

Снова (который уже раз за эти дни!) пришлось Гедигеру предъявить швейцарский паспорт. У Попова был паспорт болгарский, подлинный, у Танева — никакого.

— Всем троим придется последовать в полицию, — холодно сказал один из фашистов, видимо старший.

— Как вам будет угодно, — ответил Гедигер, вставая.

Ну что ж, правде надо смотреть в глаза: едва ли на этот раз все легко обойдется. Он понял: вот сейчас, в этот момент, завершилась одна страница его жизни и открылась другая. Что ждет их, трех чужеземцев, захваченных фашистами в обезумевшем Берлине? По закону они виновны только в одном — в том, что жили здесь нелегально. Но кто теперь придает значение законам? «Мой закон — это сила», — хвастливо заявил Гитлер. Сила кулака… Да, она на его стороне. Но есть ведь еще и сила духа!

…Когда их выводили, он услышал за спиной чей-то вопрос:

— За что взяли? Кого?..

И голос Гельмера;

— Русские агенты… Заговорщики…

КТО ТАКОЙ ГЕДИГЕР?

Стиснутый в автомобиле между двумя фашистами, Гедигер старался подготовиться к первому допросу. Собственно, он к нему был готов всегда, в любую минуту, и все же теперь, когда этот допрос стал вполне конкретной, сегодняшней реальностью, надо было срочно мобилизовать себя и представить, не преуменьшая и не преувеличивая, истинные масштабы надвигающейся беды.

Что им уже известно? Как только начнется допрос, все станет ясно. Пока же ясно только одно: настаивать на своем швейцарском происхождении бессмысленно и не в его интересах. Известный коммунист и один из руководителей Коминтерна находится под защитой международного пролетариата. Несуществующего швейцарского писателя могут защитить только призраки.

Но этого мало.

Человек, выступающий под псевдонимом, всегда в обороне, и защищает он только себя. Революционер, не скрывающий своего имени и своих убеждений, может перейти в наступление, может разоблачить провокацию, обнажить истинное лицо врага, а главное — рассказать миру правду о коммунистах.

Только бы знать, в чем его обвиняют!..

Машина с ревом летела по берлинским улицам, так изменившим привычный свой облик за последние дни. То и дело попадались разбитые витрины, выломанные двери, закопченные фасады домов, изумленно смотревшие на улицы зияюще-черными глазницами окон… На перекрестках и площадях грелись у костров толпы вооруженных гестаповцев. Багровые полотнища с черной свастикой посредине вздувались на сильном ветру, цепляясь друг за друга, свертываясь в жгуты и снова распрямляясь, — их были тысячи, они плыли над головами марширующих колонн, свисали с крыш и уличных фонарей, придавая городу зловеще траурный вид.

Гедигер невольно следил за маршрутом машины, стараясь угадать, куда его везут: в какой-нибудь местный полицейский участок или как «важную птицу» — в главное фашистское логово. Промелькнул Тиргартен… Еще несколько поворотов… Улица Фридриха Эберта… Стоп! Машина резко затормозила у восточного входа в рейхстаг.

Вестибюль был забит фашистами. От свастики — на знаменах, плакатах, галстуках и рукавах — рябило в глазах. Все это сборище расступилось, давая дорогу пленникам и их конвоирам.

Арестованных провели наверх. Запах гари еще не выветрился, от него слезились глаза. Блестящий паркет повсюду был затоптан, через разбитые, а кое-где и настежь распахнутые окна со Шпрее врывался холодный, совсем еще зимний ветер.

Там, где коридор, по которому они шли, пересекал другой, шедший вдоль южного фасада, фашист, что командовал процессией, приказал остановиться и с издевательской улыбкой посмотрел на Гедигера.

Гедигер выдержал его взгляд.

— Куда дальше? — спросил он.

— В зал Бисмарка.

— Это куда?

— Ах, вы не знаете?! — засмеялся фашист. — Уже забыли?.. — Он опять показал свои безупречно ровные и ослепительно белые зубы. — Ну, раз забыли, я вам напомню… Налево и снова налево…

На двери была прикреплена наспех сделанная табличка: «Чрезвычайная комиссия по расследованию причин пожара в рейхстаге». Что за чертовщина?! Зачем их сюда привезли?..

Толстяк, поднявшийся навстречу из-за стола, выглядел добродушным.

— Полицейский префект Берлина Брашвиц, — представился он. — С кем, простите, имею честь? С доктором Гедигером, не так ли?

Гедигер на какое-то мгновение задержал свой ответ, принимая окончательное решение. Потом твердо сказал:

— Мое настоящее имя — Георгий Димитров, Я болгарский коммунист, эмигрант, нашедший в Германии нелегальное убежище от преследований своего правительства.

— Ах вот как!.. — Брашвиц радостно потер руки. — Дело значительно упрощается…

— Какое дело? — спросил Димитров. — Почему мной занимается комиссия по расследованию поджога?

— Вам лучше это знать, господин Гедигер-Димитров, — игриво ответил Брашвиц, откинувшись в кресле. — Надеюсь, с вашей помощью вскоре все узнаем и мы…

Приказ об аресте