Она с трудом сохранила спокойствие, представляя себя в роли гувернантки, занимающей господских детей во время прогулок по набережной и семейных приемов. О том, чтобы остаться в Ривед-хаусе на срок отъезда хозяев не могло быть и речи, и это помогло сделать окончательный выбор.
– Прости, Вайолет, я тебя не предупредила, но мне казалось, ты сама убеждала меня поехать в Лондон. Будет лучше, если я напишу полковнику и скажу, что согласна на его предложение. Ты ведь не станешь возражать?
– Возражать? До что ты, напротив, все прекрасно складывается! – новость нисколько не огорчила жизнерадостную приятельницу. – Нам, правда, придется подумать о том, кто займется мальчиками на водах, но так или иначе, ты ведь скоро нас покинешь! Пообещай, что вы с Хантером найдете время приехать в гости, если, конечно, по службе он не вынужден будет покинуть Англию!
Венеция на все соглашалась и при первом же удобном случае действительно написала письмо Мэтью. В сложившихся обстоятельствах это значило только одно – он должен был забрать невесту и найти для нее квартиру в Лондоне, где им и предстояло ждать свадьбы. Такой поворот надо полагать нисколько не разочаровал полковника. Его деятельная и серьезная натура помогла быстро найти нужных людей, снять для дорогой сердцу женщины чудесную комнату и договориться с квартирной хозяйкой об умеренной оплате.
Это был скромный, но уютный уголок, и Хантер гадал, похож ли он на спальню его любимой женщины. Он никогда не преступал порога ее комнаты и в отличие от Роберта не пробирался через окно, чтобы засыпать цветами и поцелуями. Казалось невероятным, чтобы к двадцати восьми годам мужчина в его положении так мало знал о любви и о семейной жизни. Порой его охватывали сомнения – не поддалась ли Венеция минутному порыву и не будет ли позже жалеть о своем выборе.
Все эти невеселые мысли все еще одолевали Хантера, когда два дня спустя экипаж въехал в Ривед-хаус. Полковник не успел еще переступить порог дома, как навстречу пулей вылетели близнецы и повисли на нем, выражая безудержную радость. Угрозы горничной все рассказать отцу не возымели действия и мальчишки продолжали шалить, пока на лестнице не послышались другие знакомые им шаги.
– Полковник! – Венеция протянула ему руку, наградив ласковой улыбкой. – Как вы добрались?
Хантер почти забыл, как она хороша собой, а сейчас и вовсе растерялся от неожиданности. Вместо траурного облачения на миссис Маршал было голубое платье, чудесно оттеняющее цвет глаз и темные локоны.
– Хорошо, – от волнения голос не повиновался ему, – Благодарю, все прошло без происшествий, немного задержались из-за тумана.
Он не успел еще поднести к губам кончики пальцев Венеции, как гостеприимная хозяйка выпорхнула из гостиной, чтобы самой поприветствовать гостя. Хантера проводили в дом, усадили на почетное место и засыпали вопросами. Об отъезде не могло быть и речи – Альберт должен был вернуться только вечером, а до того у влюбленных была возможность вставить пару слов между репликами, вопросами и шутками Вайолет. Бедная миссис Хьюстон! Она так привыкла к подруге, так не хотела с ней расставаться, но все же не могла не радоваться ее чудесному выбору.
– Если бы мне не посчастливилось выйти замуж за Альберта, я сказала бы, что ты вытащила самый счастливый билет, дорогая. Полковник, не увозите Венецию в Индию, умоляю вас, я надеюсь, что весной мы увидимся и она станет крестной.
– Так вас можно поздравить? – полковник не ожидал подобной откровенности.
– Да, но прошу не говорите об этом при Альберте, мне кажется, он суеверен в таких вопросах!
Конечно же, Хантер не считал своего друга суеверным, он скорее удивлялся простодушию его супруги, но все-же относился к ней с неизменной симпатией и благодарностью. Вечер прошел на редкость тихо, новости были рассказаны и всем стоило лечь пораньше перед завтрашней поездкой. Венеция надеялась, что ради будущего ребенка Вайолет сумеет сохранить спокойствие, но нет – она плакала, смеялась и целовала подругу, пожимала руку полковника и смогла отпустить их только после настояний Альберта.
– По тебе будут скучать, – сказал Хантер с улыбкой, когда они, наконец, отъехали от Ривед-хауса. – Но я рад, что так случилось.
– Ты не поверишь, но я тоже буду скучать по ним, особенно по близнецам.
– Не сомневаюсь, ведь если один из них носит треуголку Наполеона…
То, что полковник мог улыбаться и шутить, было для Венеции непривычным, удивляло и радовало. Она открывала в будущем муже все больше достоинств и почти не жалела о прошлом, которое помогло им встретиться. Только иногда она вспоминала Роберта, но всякий раз это причиняло глухую боль, как будто открывалась старая, почти зажившая рана. Их роман принес ей больше страданий, чем радости, но во всем этом было кое-что, до сих пор терзавшее Венецию. Ее чувства к Хантеру оставались теплыми, полными нежности, но слишком спокойными!