Не гнать же её?
Прошагали мы по бульвару до Никитских ворот: я впереди, Пека где–то сбоку, сам по себе, а Зося чуть сзади – еле поспевает за моим быстрым шагом, но держится, не отстает.
И тут я взбесился. Остановился, поправил очки и говорю – с максимально возможной грубостью:
– Послушайте, неужели вы не видите, что нам не по пути?
– Вижу, – говорит.
– Вот и идите своей дорогой!
Улыбнулась она. Тихо, бесцветно.
– Зачем же, – говорит, – грубить?
– Затем, – говорю, – что болтать с вами о цветочках и погоде не намерен!
– Что ж, – говорит, – до свидания.
Повернулась и пошла.
А Пека меня за рукав дерг да дерг.
– Сереж, – шепчет, – ну Сережа же, это она, та самая?
– Та, – говорю.
– Убийца, да?
– Да, – говорю, а самого подмывает оглянуться и посмотреть, куда пошла Михайловская. Случайно, гадаю, мы встретились или нет?.. Пожалуй, случайно.
Оглянулся я. И Зося оглянулась. И вышло так, что встретились наши взгляды.
Прошли мы с Пекой ещё несколько шагов. Слышу – каблучки цокают за моей спиной. Вернулась–таки.
– Ну? – спрашиваю.
– Постойте, – говорит, – ради бога… Умоляю…
– В чём дело?
– Я сейчас – отдышусь только… Я спросить хочу.
– Зря хотите.
– Почему?
– Потому, – говорю, – что не отвечу я вам. Не о чём нам говорить. Да и не место.
Глупый, очень глупый, а главное, неуместный разговор. Ну что бы мне стоило сдержаться? А я еще и добавил:
– Вот так–то, гражданка.
– И всё же…
– Ну, что ещё?
– Всё же, – говорит, – ответьте. Только честно… Я вас так – о пустяке спрошу. Вы не обижайтесь. Не гоните меня… Скажите только – вас никогда не мучили сомнения?.. Ах, да не то я говорю. Не о сомнениях речь… Вы хорошо спите? У вас, наверное, сны спокойные, чистые. Вы же честный человек… У вас лицо интеллигентное. Вы из интеллигентов, я не ошиблась? Нет? Я чувствую, что вы обо мне думаете. У меня хорошая интуиция… Но вы – добрый. Правда, вы добрый?
Остановился я. Оглядел её с ног до головы. И говорю – раздельно:
– Жестокий я, по должности и от рождения.
– Жестокий?
– Да! Когда следует.
– А когда следует?
– Когда этого требует закон.
– И вы неспособны прощать? Совсем неспособны?
Вот, думаю, куда ты гнешь!
– Почему же, – говорю. – Только смотря кого и смотря за что.
Остановилась она. Сказала – тихо так, без нажима:
– Ну что ж, спасибо за разговор… Прощайте.
– Прощайте, гражданка.
И больше уж не оборачивался я. Шёл и думал. Сильно задумался, даже о Пеке забыл. Что это, размышляю, значит? Что ей понадобилось от меня? «Могли бы вы простить?..»
Вот тут–то и оборвал мои мысли визг трамвайных тормозов. И – крик. Страшный – он и сейчас ещё звучит у меня в ушах.
…Пока пробежали мы с Пекой двадцать метров от угла до вросшего в землю трамвая, толпа собралась изрядная. Спины, локти, руки – не продерешься. Галдят. «Женщина… – слышу. – Молодая?.. Да уж насмерть… Красивая…»
Пека за рукав уцепился, висит, как гиря. Ноет:
– Сереж, а Сереж… Я башмак потерял.
– Отстань, – говорю.
И – плечом вперед – в толпу. Еле продрался. И скорее угадал, чем увидел, – Зося…
Когда я наклонился над ней, она ещё жила.
ГЛАВА 18
Не один раз ещё пришлось допрашивать мне Чеслава Михайловского. Надобность привозить его в прокуратуру отпала, и ездил я в тюрьму. О смерти Зоси поначалу не говорил, всё надеялся и без того убедить Чеслава рассказать правду. Мало–помалу сумел я доказать ему с фактами в руках, что он не убийца и что настоящий виновник смерти Чернышева нам известен.
– Поймите, – говорю ему как–то, – положения Зоси вы не облегчаете. То, что взяли вы вину на себя, – ваше дело. Но суд будет руководствоваться не вашими признаниями, а объективными вещами – уликами и юридической логикой. Какой же смысл упорствовать?.. Я ведь не предлагаю вам, Михайловский, превратиться в помощника следствия и собирать для нас улики. Я, говоря о помощи, имею в виду ваше показание о мотивах преступления… Вы погодите перебивать. Давайте рассуждать по–мужски, без скидок. Зося – убийца. Факты свидетельствуют, что это так. Не стану их пересказывать, сошлюсь всего–навсего на один: убийца – человек, хорошо знающий анатомию. Вы же, простите за грубость, в анатомии профан. Сами это признавали… Мало вам одного факта – подброшу ещё.
– Подбрасывайте, если есть.
– А что вы на это скажете: Чернышев был убит в постели, а не в мастерской. Нашли мы на перекладинах кровати четыре пятнышка крови. Вторая группа. У вас – третья. У Зоси – третья. У Чернышева вторая. Его кровь! Тоже мало?
– Мне всё равно.
Дело по обвинению Михайловской (Лаптевой) З.И. по статье 136 части 2 УК РСФСР за умышленное убийство было прекращено в связи с её смертью. Постановление утверждено прокурором.