Поэма `Нити`

Чем так чарует нас скольженье?…

Победой призрачною тренья?

* * *

Десятый класс, зима. С друзьями

В поход уральскими местами.

Несложен план был общий наш:

Из Златоуста -в Карабаш.

Рюкзак тяжел — легка дорога,

Безветрен день. Ель-недотрога.

И солнце в холоде небес

Сиянье льет в таежный лес.

Чудным избигом снег на соснах,

Изба в лесу, бушлат на досках.

Тепло дороже тесноты,

Поутру хмарь, следов кресты…

Еще изба. Дружна ночевка.

В лесу снег рыхл, и лыжам топко,

Я тихо весел, вверх ползу…

Ах, чудо дней младых в лесу!…

Лег на снег лапник (ветки сосен).

Костром нагреты… Дух стал росен.

Сон на морозе — подремать,

И хочется скорей вставать.

До боли в мышцах «отдых» тела.

Быстрее на ноги, за дело.

Бахилы, лыжи, рюкзаки…

Вниз! В ложе сонное реки.

(Опять завидую напору,

С каким легко бежал я в гору.

Сейчас и силы боле стало,

Да жизнь ее охомутала.)

Открылся Карабаш внизу,

Огрызки труб торчат в дыму.

Средь гор, лесов, в закатном свете

Сам по себе, за все в ответе.

Забытый богом городок,

Как жил тогда, закончен срок.

Взалкала жизнь до перемен,

И встреча наша — ныне тлен.

Автовокзал, Кыштым. Сидим.

Автобус ждем, чудим, бузим.

В буфет зашли, там обсчитали.

Валера в мат. Шум, крики в зале.

Народ угрюмый. 3а душою

Как камень, сложенный с пращею.

Лежит давно, заплесневел.

Лукавья смог в мозгах засел.

И где обидчик — не узреть,

Пространство все — тугая клеть.

Поток словес казенных в уши,

Как зной — язык, нутро всем сушит.

Кыштым опаску в жизни дал -

Средь дня мелькнул там тьмы провал.

В ней жуть чудовища-машины

И слепородый ход пружины.

Наверное, из-за контраста -

Искрился снег в изломах наста,

И в сумрак сосен лес манил…

Вдруг путь нас жизнью окатил.

Тут теснота тебе и давка,

Билет автобусный — затравка.

И лучше дрема на снегу,

Среди людей ночлег — врагу.

* * *

Дорога к дому утром сонным.

(О, что за ужас быть бездомным!)

Валере завтра на завод.

И он молчит. Меня бы в шрот…

* * *

Мир праху твоему, как говорится,

И (вымысел живых) пусть спится.

Душа для нас капкан, марионетки.

И долго нам еще, как в клетке.

7. Москва, физтех

Трудов два года позади.

Что нам за это впереди?…

Ты скудноват насчет утех,

Но плох ли, нет — я твой, Физтех.

* * *

Сел на кровати у сынишки,

На столик детский ручку, книжки.

Склонился меж колен к стихам,

Я больше здесь, а надо — там.

Сейчас, потянем нитеву,

И лягут дни в одну канву.

Как частокол стоят года,

Один к другому череда.

И каждому свое местечко,

И свой, особый, ритм сердечка.

(Теперь мои годины-колья

Кривы, вразброд, и, честно, — голь я.

Ну, правда, сильно не печалюсь,

Живу, кручусь, скорее маюсь.

А как работать бы хотел!…

Бардак в стране. Я не у дел.

И вместо прежней пахоты

Строчу отчетные листы.

Где трепет был, и жил напор,

Все реже бисер, больше — вздор.)

* * *

Курс первый. Многое в новинку.

Но общежития картинку

Я вспоминаю с легким сердцем.

И так же светло — вектор Герца.

Втянулся в дней круговорот,

И пошагал далекий год.

На три вёрсты весь городок,

А не прошел. Опять не срок.

С утра и до ночи учеба,

Скорее на здоровье проба.

Мышленья крепость и мозгов.

А ум — кристалл таких трудов.

Подспорьем был велосипед.

Крутил педали и сосед.

Но как я к боксу притянулся?…

Ни дать ни взять, скорей рехнулся.

А может, жаждал ощущений,

От прозы жизни устремлений.

Азарт борьбы, единоборства

Целит наш дух от язв притворства.

Вот так и жил. Тренировался,

Учился, экзаменовался.

Цеплялась «англичанка»-дура…

Живуч их штамм. (Оно ж — «культура».)

Бывают люди — два потока,

Навстречу только, волей рока.

И вот она, взглянув едва,

Во мне учуяла врага.

А может, сам я виноват.

Что человечек мелковат,

Чутьем каким -то верхним понял,

Но мне-то что? Живи. А — донял.

Как чуют эти люди ловко -

Дала осечку маскировка.

И в мелкой злобности своей

3а то кусают хоть детей.

Вот Вам критерий, кто Вы есть.

Желанный враг — в нем Ваша честь.

Он Ваше в зеркале обличье,

А также доблестей наличье.

И если с ним в борьбе душою,

И мыслей рой о нем с собою,

Гнев лютый в голову стучит…

Он ровня Вам. А бит, не бит…

Да… бог простит их (поговорка).

А мне их труппа — тренировка,

Как душу цельностью лечить,

Себя ценить, а их простить.

Репей пристанет, если тряпка.

Там, где помягче, встрянет цапко.

А если, скажем, стали твердь,

Он прыг да прыг — не одолеть…

* * *

С машиной редкой перекресток,

Его же в ямах в лес отросток.

Здесь корпус наш. Студгородок

Стучащим рельсам лег под бок.

Через дорогу — институт,

«Столовка» (что сейчас дают?).

Мне неуютно было в зданьях

(Укора нет в моих признаньях).

Но очень гол и неприютен

Был главный корпус. Как-то смутен

Занятий облик ежедневный…

Студент я был обыкновенный.

Четыре в комнате кровати

Для будущей ученой рати.

Попали вместе Миша, Боб,

Да я, да Леха, крепкий лоб.

(Про Лехин лоб не рифмы ради.

По нашей глупости не ладил

Он с нами. Из-за пустяка

Я без стипендии. Пока.)

Мы с Борей сразу после школы.

Весной, скатав шинели полы,

Уралец Миша впрягся в гуж,

И дальше чем, тем больше дюж.

Ну, Боб повыше планку ставит,

И что бы ни было, руль правит

До цели жестко, по прямой.

Не промах парень. Непростой.

Пахали мы, конечно, крепко.

Но Боб и Миша — хватко, цепко,

С пружиною души тугой.

Кремни… Таким на кой покой.

Конечно, главное богатство

Тех дней улетных — дружбы братство.