В мае 1931 г. Ильязд был назначен директором главного завода предприятия “Tissus Chanel” («Ткани Шанель») в пригороде Парижа Аньер с правом жить в маленьком доме, находящемся на территории завода. Но вскоре после этого, из-за американского кризиса 1929 г., последствия которого стали сказываться во Франции в 1931 г., начинаются затруднения в финансовом положении предприятия. Говорили, что придётся уволить служащих. Ильязд предложил, чтобы его собственная зарплата была снижена на 60 процентов. А 29 февраля 1932 г. начались его столкновения с руководящим составом предприятия. В этот день Ильязд получил приказ уменьшить зарплаты рабочим. Ильязд отказался это сделать и 2 марта послал Коко Шанель письмо протеста, на которое получил ответ, что «мадемуазель Шанель прекрасно понимает его угрызения совести, она с ним согласна, но не может противиться решениям своих бухгалтеров». Ильязд всё же не подчинился, и 1 апреля ему пригрозили увольнением. В конце концов этот первый конфликт был благополучно разрешён, кажется, лишь благодаря вмешательству самой Коко Шанель, которая всё же не поддержала администрацию предприятия.
В июле того же года Ильязду было поручено создать эскизы новых моделей и организовать производство на заводе, построенном в городке Марец на севере Франции. Параллельно он участвовал в разработке моделей нового английского филиала «Бритиш Шанель» и ему пришлось совершить несколько поездок в Англию. Но в декабре 1933 г. он получил письмо одного из администраторов предприятия, который обвинил его в краже сырья (нитей в шпулях) на заводе Марец и потребовал от него подать заявление об уходе. Ильязд не только ответил ему отказом, но и потребовал, чтобы было начато следствие. После двумесячного расследования Ильязд, получив поддержку от рабочих завода, доказал, что он был жертвой козней, устроенных администраторами предприятия в ответ на конфликт 1932 г. По завершении расследования он сообщил о своём уходе и в качестве компенсации за ложное подозрение получил приличную сумму, а также право продолжать жить в домике при Аньерском заводе до апреля 1934 г.
С 1 июня 1934 г. он становится директором джерсового производства на предприятии «Майер и К°». Помимо этого, рисует модели тканей для известного во Франции предприятия «Родье». В 1935 г. «Майер и К°» разоряется. В начале того же года Ильязд пишет текст «О моде в 1935 году», в котором объясняет свои взгляды на моду и выявляет своё мастерство в этой области. В 1936 г. он работает для разных промышленных фирм в Лионе и Понтарлье, а в следующем году уже не может найти работу и становится безработным.
Параллельно с работой у Шанель, в 1930 г. Ильязд основал своё собственное предприятие “Tissus Axel” («Ткани Аксель»), для того, чтобы выпустить в продажу модели одежды, которые они разрабатывали вместе с его тогдашней женой Симоной-Аксель Брокар (1909–1978), но их предприятие вскоре закрылось.
Несмотря на конфликты с предприятием, Ильязд и Шанель оставались в дружеских отношениях до начала Второй мировой войны. Шанель была крёстной матерью дочери Аксель и Ильи Мишель Зданевич, родившейся 15 января 1927 г. (умерла в 1980 г.). Её крёстным отцом был известный в русской эмиграции врач Владимир Зернов.
Возможным ключом к объяснению «Афета» является весьма своеобразный и интересный материал, написанный Ильяздом в 1941 г. и посвящённый его открытию для себя поэзии Николая Заболоцкого. Неизвестно, для какой цели сочинён этот текст, но он переписан начисто на изящной жёлтой бумаге, сложенной пополам в виде маленькой книжки с проставленной пагинацией, что свидетельствует о его значении для автора (к сожалению, в рукописи теперь не хватает шестой страницы). Поскольку этот текст, настоящей темой которого является, скорее, поэтическое содержание жизни (никакого анализа стихов Заболоцкого там нет), даёт контекстуализацию книге «Афет», мы его здесь воспроизводим по архивному оригиналу (АЗ):
«Из-за Заболоцкого
Иосиф Путерман[9]
, мой давний приятель, принял меня в последний раз в узорчатом халате, жалуясь на сильное нездоровье. Похудел он действительно, пожелтел и выглядел конченным. На прощание, в виде гостинца, он выискал на полке несколько страничек, вырванных из журнала, и преподнёс мне торжественно: почитайте, мол, нечто исключительное.Я прочёл сперва имя Заболоцкий и все стихи не отрываясь. Но на просьбу мою одолжить мне оттиск, чтобы переписать эти лучшие русские стихи последних двадцати лет, скажем, Иосиф Евфимович ответил отказом – страстный он был собиратель книг и дрожал над ними – затеряете, а журнала, где были они напечатаны, в Париже не достать, и так далее. Я настаивал, долго, не помогло.