Поэтические воззрения славян на природу. Сотворение мира и первые существа

«Naskorom se Bog povratio i ugledav čovjeka, gdje mu za stolom driemlje, razjadi se te ga bad silnom rukom niz gora, gdje sav pobijen i cštetjen, polu mrtav mnogo godina ležaše. Kad opet ozdravi, snaga mu propala, ne moze mi preko mora, ni na dno zemlje, ni uz gora do nebeskog stola. Tako zavlada Kurent svietom i čovjekom, a ljudi su od onda slabi i maleni»[433]. Высокая гора означает здесь небо, вино – живительный напиток дождя; Курент, как создатель этого напитка и как представитель грозовой музыки, напоминает собою Одина[434]; а падение человека с небесных высот роднится с мифами о низверженном на землю Гефесте и побежденных титанах. По другому краинскому преданию, человек, которому суждено было спастись от всемирного потопа, взошел на вершину высочайшей горы и, когда стали прибывать воды, – ухватился за виноградную лозу; лоза эта служила палицей Куренту, который поднял ее высоко над облаками и таким образом спас человеческий род от конечной гибели. Во все время, пока продолжался потоп, человек висел на воздухе, держась за виноградную лозу и питаясь ее гроздями и вином. В белорусском крае и в Тульской губ. великаны известны под именем волотов; малороссы называют их велетнями; в некоторых местностях слово волотка употребляется для обозначения древних курганов, которые считаются в народе за могилы исполинов и богатырей. По мнению Шафарика, волот и велет – формы, родственные с хорватск. великаш (velikaš) и словен. веляк (velják) и буквально означают велий муж, великан[435]. Древнерусская редакция хроники Амартола дает великанам название полоники: «бысть некыи гигантии, рекомыи полоник, имя ему Неврод»; «родишася гигантове, еже сказуется полоници». В обоих приведенных местах слово «полоник», «полоници» – пояснительная прибавка славянского переводчика. Слово это одного происхождения с лужицк. plon и указывает на сродство великанов с баснословными змеями, что, как мы видели, подтверждается и словом див, равно означающим и змея, и великана. Великорусские сказки, выводя на сцену исполинов, называют их дикими людьми и обрисовывают такими красками: ростом великан выше лесу, вместо палки держит в руке вырванный с корнем дуб или сосну; на обыкновенного смертного он смотрит презрительно, как на слабого червя, которого ничего не стоит ему раздавить ногою; самые глубокие моря он может свободно переходить вброд; громадная голова великана, сраженного на ратном поле, представляется страннику высоким холмом. Один из таких исполинов тридцать три года лежал убитым в поле, но будучи окроплен живою водою – вскочил и тотчас же предложил своему избавителю помериться в рукопашном бою. Эта неутомимая жажда битв весьма знаменательна; она указывает на те дикие и грубые страсти, какими народная фантазия наделила великанов, воплощая в их образах страшные и неразумные силы физической природы[436]. В Могилевской губ. о богатырях-великанах рассказывают, что они принадлежат к породе бессмертных, растут не по дням, а по часам и минутам, головою достают до облаков и шествуют по следам ветров с одного конца земли на другой: так живо представлялись некогда народному уму быстрое возрастание туч, надвигающихся на небесный свод, и их стремительный полет по воздушным пространствам. Как в Литве признаются великанами Вода и Ветер, так в Могилевской губ. сохраняется предание о двух мальчиках исполинского племени: один из них дунул и в прах разметал по воздуху все крестьянские хаты[437], а другой плюнул – и образовалось бездонное озеро. Когда, во время сильной бури, вихрь вырывает столетние дубы и кругом блистают яркие и частые молнии – явление это крестьяне называют игрою богатырей. В сказках известен богатырь Дубыня, исторгающий с корнями вековые дубы и другие старые деревья. Литвины приписывают борьбе великанов северное сияние, очевидно смешивая эту великолепную картину с летнею грозою. В Малороссии до сих пор не забыто поэтическое предание о великане, который был так громаден, что ему не было ни крова, ни пристанища. И вот задумал он взойти на беспредельное небо: идет – моря ему по колено, горы переступает, и взобрался наконец на высочайшую из земных скал; радуга – этот мост, соединяющий небо с землею, принимает его и возносит к небесным обителям. Но Господь не пускает туда великана[438], а на землю уже нет дороги, и остался он навсегда между небом и землею; тучи ему – постель и одежда, крылатые ветры и птицы (олицетворение тех же ветров) носят ему пищу, а радуга, наливаясь водою, утоляет его жажду. Но тяжка жизнь безлюдная; горько возрыдал великан, и слезы его дождем полились на поля и нивы; от стонов его раздались громы и потрясли низменную землю. Народная легенда представляет св. Христофора великаном; когда умерла его мать – он сел над страшною пропастью и заплакал; слезы наполнили бездну и образовали широкое море: оттого-то морская вода солона и горька, как слезы! Тот же сверхъестественный, стихийный характер сохраняют великаны в эпических сказаниях греков, скандинавов, немцев, литовцев, финнов и других народов. По свидетельству греческих памятников, братья Ветры олицетворялись в титанических образах; германские саги говорят о великанах и великанках, которые насылают град, вихри и непогоду[439]; Эдда называет великана Hraesvelgr: в образе орла сидит он на краю неба и взмахом крыльев направляет на людей бурные ветры; в другом месте Эдда упоминает о великанке Hyrrokin (igne fumata), которая приезжает на волке, взнузданном змеями, т. е. на туче, сверкающей молниями: едва толкнула она погребальный корабль Бальдура, как тотчас блеснул огонь, земля задрожала и тяжелое судно двинулось в море; на связь великанов с мифическими волками указывают некоторые из собственных имен (известны великаны Ulfr = Wolf, Yifingr = Wolfskind) и родство волка Фенрира с исполинским племенем. В старинных заклинаниях были призываемы Mermeut и Fasolt, как злые духи – виновники бури; последнего героическая сага изображает великаном, братом Ecke – властителя потоков и волн. Оба брата в качестве полубогов, заправляющих бурями и взволнованным морем, стоят в том же отношении к Донару, как Эол и подвластные ему ветры к тучегонителю Зевсу. Немецкие сказки уподобляют ноги великана башням, а звук его голоса – раскатам грома и вою бури; когда он спит – от его храпа и дыхания сильно колышутся окрестные дубравы. Поссорившись, великаны вырывают дубы и другие громадные деревья и бросают ими друг в друга, что вполне согласуется с русским преданием о «богатырской игре». Они могут переходить вброд самые глубокие воды и с необычайной скоростью измерять своими шагами огромные пространства; этим последним свойством они роднятся с богами, быстрота которых указывает на связанные с их именами стихийные явления[440]. Выше мы видели, что демоны облаков и туч – змеи, драконы, тролли представлялись многоглавыми чудовищами; подобно тому, и великаны являются в немецких сагах с тремя и шестью головами, одной же великанке дается девятьсот голов; греческая мифология знает великанов многоглавых и многоруких: Бриарей имел сто рук (έχατόγχειρος) и пятьдесят голов, Герион – три головы, шесть рук и столько же ног; Kottus u Gyges обилием рук и голов сходны были с Бриареем. Сродство великанов со змеями выразилось и в тождестве их характера, и в постоянной замене одних другими. В старинных рукописях дивии (дикие) люди изображаются с одним глазом во лбу (как античные циклопы), с одной или тремя ногами, с большим числом рук, и соответственно олицетворению вихрей – собаками, нередко с песьими головами: «человецы-песьи главы велицы и страшни зраком»[441].