Поэтика Достоевского

²⁸ Анализ Белинским повестей Достоевского «Бедные люди» и «Двойник» проведен в статьях «Петербургский сборник» и «Взгляд на русскую литературу 1846 года».

²⁹ О «свободе» героя Достоевского из русских религиозных философов глубже всех писал Бердяев, что и не удивительно, посколь ку свобода – основная категория его экзистенциализма. («Главное у Достоевского нужно искать (…) в тайне человека, в свободе». – Бердяев Н. Откровение о человеке в творчестве Достоевского. С. 70.) Но если Бердяев имеет в виду «метафизическую» свободу человека и тогда, когда он рассуждает о творчестве Достоевского, то у Бахтина опять-таки «свобода» героя осознана как его «независимость» от автора в плане поэтики романа.

³⁰ Имеется в виду статья критика-народника Н. К. Михайлов ского «Жестокий талант» (1882).

³¹ Противопоставление Достоевскому Толстого, кроме как в фундаментальном исследовании Мережковского, предпринималось Л. Шестовым («Достоевский и Нитше»), Андреем Белым («Трагедия творчества. Достоевский и Толстой», 1911), а также Бердяевым. Бердяев называл Толстого «монистом», имея в виду, что «у Толстого тонет человеческий лик в органической стихии». Достоевский же, по словам Бердяева, «совсем не монист, он до конца признает множественность ликов, плюральность и сложность бытия» («Откровение о человеке в творчестве Достоевского». С. 61). Определенная общность интуиции Бердяева и Бахтина в связи с Достоевским (разумеется, выраженных средствами весьма различных дискурсов) проистекает из близости Бахтина-философа русскому экзистенциализму (в варианте не только Бердяева, но и, в некото рых отношениях, Шестова).

³²Из записной книжки Ф. М. Достоевского. Приводим полный текст этой примечательной заметки, обращавшей на себя внимание большинства русских мыслителей, писавших о Достоевском: «При полном реализме найти в человеке человека. Это русская черта по преимуществу, и в этом смысле я, конечно, народен (ибо направление мое истекает из глубины христианского духа народного) – хотя и неизвестен русскому народу теперешнему, но буду известен будущему.

Меня зовут психологом: неправда, я лишь реалист в высшем смысле, т. е. изображаю все глубины души человеческой».

³³ «Дистанция» здесь – аналог «вненаходимости» АГ.

³⁴ «Герой» в эстетике Бахтина принадлежит «действительности познания и этического поступка» (СМФ. С. 302).

³⁵ Ср. с представлениями Бахтина о «додиалогической», так сказать, «завершающей», «объективирующей» деятельности художника: «Эстетическая активность моя (…) выражается в ряде необратимых действий, из меня исходящих и ценностно утверждающих другого человека в моментах его внешней завершенности» (АГ. С. 151). Отличие образов у Достоевского от «объектных» образов отчетливо ощущал и Бердяев, что сформулировано у него в ницшеанских терминах: «Пределы и формы человеческой личности всегда связывали с аполлонизмом. У одного Достоевского форма человека, его вечный образ остается и в духовном дионисизме» («Откровение о человеке в творчестве Достоевского». С. 74).

³⁶ Из этого места Д с очевидностью следует, что концепция полифонического романа Достоевского Бахтиным понималась и как одновременно философия «самой жизни», нравственная (или, в терминах Бахтина 20-х годов, социальная) онтология, – в формулировке же ФП, «первая философия».

³⁷ Интересно сравнить данное итоговое положение Бахтина о значении Достоевского для читательского сознания с соответствующим мнением русских религиозных философов, точно обобщенных Г. Флоровским: «В историю русской философии Достоевский входит не потому, что он построил философскую систему, но потому, что он широко раздвинул и углубил самый метафизический опыт» (Прот. Георгий Флоровский. Пути русского богословия. Париж, 1937. С. 300).

³⁸ «Избыток видения» автора, обусловленный авторской «вненаходимостью» по отношению к герою в пространстве и времени – это основные категории эстетики Бахтина, обоснованные в АГ. В Д Бахтин, в соответствии с заданием книги, говорит о «смысловом избытке» (от которого автор как бы отказывается ради предоставления свободы герою).

³⁹ Образ «человеческой жизни», организуемой Автором, который, однако, не вмешивается в план последней свободы людей, очевидно, характеризует своеобразную бахтинскую теологию, деистическую по природе.

⁴⁰ Ср. с близкой мыслью Бердяева, под которой, разумеется, скрыты метафизические, а не «архитектонические», как у Бахтина, основания: «И нестрашна у него (Достоевского. – Н.Б.) смерть, ибо вечность всегда у него раскрывается в человеке» («Откровение о человеке в творчестве Достоевского». С. 75).