Поэтика Достоевского

Уже В. Соловьёв задается целью уяснить «господствующую идею» Достоевского (Соловьёв В. Три речи в память Достоевского (1881–1883). Предисловие. // Соловьёв B. C. Соч.: В 2 тт. Т. 2. М., 1990. С. 291). И подобно другим религиозным мыслителям, Соловьёв объявляет Достоевского своим единомышленником, усмотрев у него собственную заветную мысль: «Центральная идея, которой служил Достоевский во всей своей деятельности, была христианская идея свободного всечеловеческого единения, всемирного братства во имя Христово» («Вторая речь» // Там же. С. 302). Соловьев не различает двух ликов Достоевского – ликов художника и философа: у него почти нет ощущения дистанции между воззрениями писателя и его главных героев. В последующих исследованиях романов Достоевского слово «идея» начинает соотноситься с образом героя. Предшественники Бахтина в русской философской критике связывают те или иные «идеи» с героями Достоевского без достаточного теоретического обоснования. Так, когда А. Волынский заявляет, что Кириллов – носитель «идеи человекобога» (Волынский А. Л. Ф. М. Достоевский. С. 334), то вряд ли он имеет в виду то же самое, когда пишет: «Мышкин – не художественно изображенный живой человек, а, так сказать, идея человека в его мистической природе, в его назначении бросать на жизнь свет высшей правды» (там же. С. 36). Ведь первое утверждение касается мировоззрения героя, тогда как второе определяет тот художественный принцип, по которому героя конструирует автор. Наиболее «идеологические» романы Достоевского – «Бесы» и «Братья Карамазовы» – породили больше всего умозрений по поводу «идей» героев и писателя. Согласно С. Булгакову, герои «Бесов», этой «русской трагедии» – все суть носители «идей»: «Своей плотью и кровью одели они отвлеченные, как бы бесхозяйные идеи, которые, как искры из костра, вылетают (…) из неживущего Ставрогина» («Русская трагедия» (1914). Указ. изд. С. 511). Связь Шатова с «национальной идеей», Кириллова – с идеей «человекобожеской», усмотрение за Ставрогиным «идейной» роли «Ивана Царевича», на которую работает и Верховенский – всё это суть общие места религиозно-философской критики.