Поэты и джентльмены. Роман-ранобэ

Идти решили пешком – день был чудесный, солнечный. Небо было украшено взбитыми сливками. До всему Петербургу известного магазина идти тем более было всего ничего: он помещался тоже на Морской. Хоть и другой.

– «Болин»? – с сомнением в голосе прочел вывеску Гоголь.

– Что такое, Николай Васильевич?

– На Руси все любит оказаться в широком размере… горы и леса, губы и ноги, – скептически пробормотал он.

– Не вполне уверен, что понял все нюансы вашей мысли, – деликатно заметил Пушкин.

Чехов с высоты своего роста перевел:

– Николай Васильевич согласен быть вульгарным в миротворческих целях. Но опасается, что свойственная русскому купчине размашистость в столь ювелирном деле может привести не к желаемому миру, а к дальнейшему осложнению. Иначе говоря, безвкусную финтифлюшку швырнут нам в харю.

– Мы вооружимся всем нашим вкусом и осторожностью, – заверил Пушкин.

Они вошли. Чертог сиял. Приказчик учтиво и величественно, как камергер, приветствовал их из-за прилавка.

– Забавно, – иронически заметил Пушкин шепотом. – Покупать бриллианты мне еще не доводилось.

Чехов, также никогда в прошлой жизни не покупавший бриллиантов, обернулся с вопросительной миной.

– Только сдавать в ломбард, – легко пояснил Пушкин.

Лермонтов сделал гордо-непроницаемое лицо. Гоголя можно было не спрашивать.

Чехов покраснел:

– Я не то хотел спросить.

– Что же?

– Вы уверены?

– В чем, мой друг?

На сердце у Чехова при слове «друг» вспыхнула жаркая роза счастья, он постарался сохранить мрачно-деловой тон:

– Что этим дамам нужны бриллианты?

– Постель им точно не нужна, – еле слышно парировал Пушкин. – Поверьте.

И отвернулся. Потому что…

– Бриллианты! – Им навстречу уже спешил приказчик, чуткое ухо которого выловило единственно важное для коммерции слово. – Прошу, господа! Самые лучшие бриллианты вы найдете только у нас.

Всю компанию с первого взгляда определил так: жених и шаферы. Легко вычислил виновника торжества. И обратился уже к Пушкину – по-французски:

– Бразильские бриллианты. Прямая поставка из Бразилии. Чрезвычайно популярны к помолвке.

Неожиданно физиономии шаферов стали кислыми. А лицо жениха – отстраненным.

«Ремиз, я их теряю», – всполошился приказчик. По соседству, через улицу, был большой магазин конкурента Фаберже. Допустить этого было нельзя! Он гостеприимно выкинул руку в сторону щегольского столика в окружении кресел:

– Изволите кофе? Лимонаду? Прошу! Присядьте.

На легкий звон слова «бриллианты» тотчас появился из-за тяжелой бархатной шторы сам владелец – господин Болин.

– Господа. Буду счастлив показать вам, чем располагаем. Наши вещи на Всемирной выставке, самой последней, в Лондоне…

– В Лондоне! – по-русски вскрикнул носатый господин в пышных бакенбардах.

Господин Болин с достоинством поклонился:

– Английская пресса высоко оценила наши вещи.

– Английская! – вразнобой воскликнули все четверо с равным энтузиазмом.

– Если изволите подождать, я отыщу вам заметки… Прелюбопытные. В высшей степени хвалебные.

Все четверо энергично совещались глазами. Господин Болин чутьем понял: «есть!» – еще до того, как жених повернулся к нему и ответил по-французски:

– Прекрасно. Это меняет дело. Мне угодно сделать подарок трем дамам.

Хозяин метнул взгляд в приказчика: понял, остолоп?

«А вовсе не невесте, – ужаснулся приказчик. – Ах я идиот». Кто ж дарит бриллианты невесте? Господин Болин метнул на него еще один убийственный взгляд – контрольный, в голову. И ласково повлек жениха к сверкающим витринам.

Шаферы начали дрейф к столику, на котором стояли кувшин с холодным лимонадом и стаканы. Все трое обливались потом несколько чрезмерно даже для погожего дня. Приказчик поспешил разлить и подать.

Оставшись с женихом тет-а-тет, господин Болин выложил на прилавок колбаску из ткани, одним движением раскатал черный бархат, огладил ладонью, так что блеснули все перстни на холеной руке. Сделал конфиденциальное лицо:

– Итак, позвольте поинтересоваться: какова пропорция?

– Чего к чему?

Ответ мог быть длинным. Связывая себя браком, каждый благородный мужчина должен преподнести подарок каждой из своих любовниц, которых таким образом лишает брачных надежд, даже если никто их не питал. Но длинный ответ не требовался, этот неписаный закон знали все, поэтому Болин ограничился коротким:

– К чувствам.

Жених улыбнулся:

– Чем сильнее любовь, тем крупнее бриллиант?

– Тогда я за ложечку! – У столика с лимонадом подал голос бледный господин с траурными глазами. – Серебряную.

Жених с улыбкой извинился перед ювелиром и отошел к шаферам: «посоветоваться».

Господин Болин опять сделал деликатную физиономию:

– Все время, которое вам требуется.

Трое пили лимонад, наливали, пили, дергая кадыками, никак не могли напиться.

– Михаил Юрьевич прав, – тихо заметил Пушкин. – Что же им подарить? Кольцо? Слишком многозначительно.

– Брошь – пошло, – высказался Чехов.

– Серьги дарят любовницам, – отмел еще жанр Лермонтов.

Тут все передернули плечами, невольно представив при слове «любовница» ряд пластических групп.

Гоголя не спрашивали. Но он все же сказал:

– Табакерку.

Его поблагодарили за дельную идею.