Поэты и джентльмены. Роман-ранобэ

Матрос Кошка выставил вперед ладони:

– Погодь. Я думал, ты про ногу спрашивал. Теперь, значит, та часть, где мать честная.

Батя убрал от лица руки.

Лицо у матроса оживилось. Он вертел головой, поводил плечами, то замирал, то поворачивался на месте – как бы передавая детали своей ночной вылазки. Все тело его подобралось. Только хвоста недоставало. «Вылитый кот», – подумал Батя. Даже усы у матроса характерно шевелились.

– Иду, значит. Шмыг да шмыг. Ушки на макушке. Слушаю помаленьку. Поглядываю. И вот чую, здесь они. В траве. Низенько… – провел широкой ладонью Кошка.

Увлеченные рассказом, они и не заметили, как малороссийская речь матроса Кошки сошла на нет, теперь он говорил совершенно как самый обычный русский мужик, вернее, как господин средней руки, которому образцы и примеры украинской речи прислала в письме маменька с Полтавы (с Гоголем подобные киксы случались сплошь и рядом, но всегда выкупались мастерством рассказчика).

– Ну? – не выдержал Васильич.

– И точно! – ухмыльнулся Кошка. – Сидят. Только шапки из травы торчат. И задницы светятся, – неожиданно добавил он.

Нахимов вытаращил усталые глаза – решил, что послышалось:

– Что светится?

– Что делают-то? – в нетерпении подсказал Васильич. – Почему ж не выступили?

Кошка посмотрел на него, словно умоляя догадаться.

– Сидят, – терпеливо повторил. – В траве. Жопами сверкают.

И как-то смущенно глянул на Батю. Как человек, которому не поверят. Ни за что.

– Да ты по-человечески объясни! – вскипел Васильич.

– Докладывай как есть, – спокойно убедил Батя. – Всякие сведения разведки нужны и ценны.

Матрос Кошка зарумянился. Вперил глаза куда-то поверх Батиного погона. Пробормотал смущенно и скоро:

– На три метра против ветра, не считая мелких брызг.

Батя шумно всосал ноздрями воздух. От матроса пахло вареной говядиной. Небо пахло вареной говядиной. Весь мир пах вареной говядиной. Это придавало рассказу матроса известную правдивость. Батя приподнял полог, чтобы впустить воздух. Мир снаружи успел стать перламутровым.

«Вышла младая с перстами пурпурными Эос», – вдруг подумал Батя, расправляя складки на лбу. Происшествие странным образом ободрило его. Врага, у которого есть задницы, трудно бояться; если врага берет понос, дело поправимо. Он чуть не засвистел и даже надул щеки. Но сдержался. Его задумчивость матрос Кошка понял по-своему: как недовольство слишком витиеватым стилем доклада. Желая его развеять, щелкнул пятками, гаркнул:

– Докладаю как есть! Срут!

***

И часа не прошло, а лорду Фицрою Реглану показалось, что от холода лицо его треснуло. Но не отвалилось кусками, а так и стыло ледяной плитой.

Хотелось втянуться внутрь мундира, как черепаха в панцирь.

По штабным прошло движение. Взлетели к глазам трубы. Лорд Реглан осторожно, чтобы не обжечь холодным металлом кожу, поднес к векам окуляр.

С коня хлопьями летела пена. Вестовой приник к гриве. Шапку то ли потерял в бешеной скачке, то ли сбило пулей.

От сэра Джона!

Лорд Реглан принялся вертеть кольца трубы, наводя на резкость: что у вестового на лице? Победа? Полная?

Отдаленный писк волынок просочился сквозь наушники. Тоньше комариного. Штабные озадаченно переглядывались. Лорд Реглан нахмурился. Опять далекий писк. Что? Не терпелось! Лорд Реглан с риском отморозить ухо приподнял ватный наушник.

Вой пробуравил голову насквозь. Что?! Лорд Реглан позволил себе вскинуть бровь. Вестовой скатился с коня. Напоролся на эту вскинутую бровь. Вытянулся. Остолбенел.

– Сэр Фицрой! Господин фельдмаршал!.. – он задыхался. От скачки, от волнения. От позора. – Сэр Джон… приказал отст…

Лорд Реглан нетерпеливо махнул рукой:

– Начните с хороших новостей, мой друг. Не может же быть, чтобы хороших не было вообще.

Вестовой заморгал. Другом фельдмаршалу он не был, дело пахло гауптвахтой.

– Есть! Хорошие новости… – заморгал чаще, как будто веки были соединены с зубчатыми колесиками в голове и колесики эти завертелись на предельной скорости. – Русские вооружены какими-то допотопными железками. Кремневыми ружьями!

По штабу пронесся тихий удивленный шорох. Кремневые? Ружья? Бог мой, из всех, кто здесь были, видел такие лишь сам сэр Фицрой – когда лорд Веллингтон навалял Наполеону при Ватерлоо. И еще потом, в Париже, когда там были русские kossaks.

– Обмундирования им не хватает. Одеты в старье. Валялось на армейских складах поди еще с Наполеона! – оживился адъютант.

И сник. Хорошие новости кончились.

– Их там – как саранчи.

Лорд Реглан засопел, раздувая бакенбарды:

– Не будете ли вы любезны высказаться точнее?

Вестовой вытянулся, щелкнув каблуками:

– Есть!.. Сто восемьдесят батальонов пехоты! Сто шестьдесят четыре эскадрона кавалерии! Полсотни артиллерийских рот. С десяток инженерных.

Брови сэра Фицроя заползли под шляпу. Сэра Джона можно было обвинить в трусости, но не в том, что он не умеет считать.

Но как? Как такое возможно? Сто восемьдесят батальонов одной лишь пехоты! Откуда?