Поэты Урала. Антология в двух томах. Том 2

Пролетели весенние гуси
по-над цепью болот и озер.
А за нею — печорское устье
и морской неоглядный простор.

И ничем — ни добром и ни силой —

их, гусей, не заманишь сюда,
где под ряской безжизненно хилой
от лягушек осклизла вода.

Ни на метр не дерзают стрекозы

оторваться от кочки гнилой,
и толчется над сонным рогозом
комариный назойливый рой.

Заплыла зеленною тропинка,

заскучав по раздольной степи,
и томится на стебле кувшинка,
как на ржавой подводной цепи.

Все на привязи, все на приколе,

словно нет ни высот, ни дорог,
и, не выдержав этой неволи,
поднялся над болотом чирок.

Поднялся над ольшаником серым

и давно бы над тундрой летел,
да наметанный глаз браконьера
взял его на прицел...

Будут снова весенние гуси

вереницей взмывать в облака,
зазывая к печорскому устью
не его, так другого чирка.

1956

« Хлопотливые первые пчелы… »

Хлопотливые первые пчелы —
вряд ли кто позавидует им —
заливают пригорки и долы
непрерывным гуденьем своим.

Схлынуть схлынули полые воды,

но купавы еще не в огне.
С одуванчиков много ли меду?
Больше горечи в их желтизне.

Не цвела еще белая липа,

медуница и та не цвела,
и не раз догудится до хрипа
утомленная за день пчела.

Не однажды на майском рассвете

ей приснится несобранный мед...
Ты найди его в горьком соцветье,
а на яблоне — каждый найдет!

1956

« Было трепетно, буйно, зелено…»

Было трепетно, буйно, зелено,
зацветали вовсю луга.
Нет, не сразу им было велено
спрятать буйство свое в стога.

Среди трав луговины пойменной,

что сплетали густую сеть,
застревал коростель, как пойманный,
и все лето не мог взлететь.

А сегодня — взмывай, пожалуйста,

но летать разучился он.
Где-то в кочках сидит и жалуется —
то ли пение, то ли стон.

Отшумели луга зеленые,

но журчит и журчит река,
и стоят обнявшись влюбленные,
словно два луговых цветка.

И, как травушка, грудь колышется.

Шепчут губы: «Люблю... Люблю...»
То ли чудится, то ли слышится
из осоки коростелю.

1959

«Рука в руке прошли мы спозаранок…»

Агнии