Поэты Урала. Антология в двух томах. Том 2

Рука в руке прошли мы спозаранок
поемным лугом, сизым от росы.
Еще дымясь, в низине, как подранок,
лежала мгла, не тикали часы

кузнечика с их нежным перезвонцем,

но луч уже проклюнулся в тени,
и каплю, переполненную солнцем,
ты увидала первая: «Взгляни!»

И в тот же миг, светлея от восторга,

кивнула ты туда, где все цвело,
где солнце краем выплыло с востока
и в небеса, бесшумное, пошло...

Оно глядит налево и направо —

ну где еще, в каком углу темно?
Зашелестели, всполошились травы,
такого утра ждавшие давно.

Ты зашептала, стоя средь покоса:

«А вон пчела касается цветка
и так берет свой взяток с медоноса,
чтоб не стряхнуть, не сбить ни лепестка...»

Нет, я ни с кем не видел столько света,

не знал, что в мире столько доброты,
и это диво — отрочество лета —
я прозевал бы, если бы не ты.

1960

« Безымянные, я вам тезка… »

Безымянные, я вам тезка.
Тезка я, от ветров хмелен,
и тебе, вся в слезах березка,
и тебе, забубенный клен!
Ну а в бурю я тезка дубу —
знают недруги и друзья.
Бересклетнику — тенелюбу
и не выскочке — тезка я.
Тезка я, коль чего-то стою,
можжевельнику...
Сколько вас!
И не разнимся мы судьбою
в добрый день и в недобрый час.
Я не спрашиваю,
знаком ли
вам, дубравы и сосняки,
и открытый удар по комлю,
и обрушенный воровски.
Как вам,
лиственные,
густохвойные,
больно видеть седые пни!
Вместе нас вырубали войны,
и
не только они одни.
Скорбь из нас выжимала слезы
на немыслимом сквозняке.
Мать Россия, твои березы
безымянны в березняке.
Все мы клены в кленовой чаще,
все мы сосны в твоем бору,
и не боязно нам, стоящим
всей семьей на любом ветру...
Безымянные,
мы не славой —
нам не стоит о ней тужить! —
кто народом,
а кто дубравой
и уйдя остаемся жить.

1960

«Около песчаного закоска…»

Около песчаного закоска
шепчет обмелевшая Чепца:
«Что молчишь ты,
                     реченька Дебёсска?
Что не кажешь милого лица?»

Радуясь застроенным пригоркам

и тому, что грядки полила,
тянется речушка по задворкам
вдоль всего немалого села.

Шустрыми утятами набита,

к полдню взбаламучена до дна,
десять раз речушка перекрыта,
словно для запруд и рождена.

Не качать ни лодки ей, ни судна:

рядом, за околицей села,
в понизовье так ей стало трудно,
что она до устья не дошла.

Пересохла в жаркую погоду

где-то ниже нижнего пруда.
Но зато политы огороды
и скотина с пойлом завсегда.

Может быть, у желтого закоска

понапрасну сердится Чепца,
что пропал приток ее — Дебёсска
и не кажет милого лица.

1962

«Не знаю, как я век свекую…»